— Вот этого и я не знаю, — развел руками Фомиченко. — Не посвящал меня Верховный.
Вместе с Саввой Максимовичем и мы улыбаемся.
— Придет время — команду получим, — добавляет Куницкий. — Вам-то что, взял ноги в руки — и шагай. А артиллеристам каково по такой воде таскаться?
— Не волнуйся, Константин Владимирович, денек-другой, еще недельку, а то и больше побудем на занятых позициях, — говорит Фомиченко не столько для Куницкого, сколько для нас. — Надо удержать и расширить поначалу плацдарм. Это — главное. А там нашим солдатам туго приходится, особенно батальонам Бабкина и Алексеева.
При этих словах я выкладываю на стол газету и разворачиваю ее перед комдивом.
— Материалы из этих батальонов, — говорю.
— Вижу знакомые фамилии, — пробежав взглядом страницу, произносит Фомиченко. — Парторг Усенбеков. Добрый вояка. На Дону и Днепре отличился. Два ордена сам ему вручал. Рядовой Лепехин. Видать, тот, который на инспекторской дальше всех метнул гранату. Я ему благодарность тогда объявил. Наука впрок пошла бойцу. Уничтожил пулемет противника, обеспечил успех атаки взвода. Вполне теперь награду заслужил. Запиши, комсомол, — предложил комдив Макееву. — Скажешь Бабкину. А вот заметка весьма поучительная: струсил солдат — и поплатился жизнью от вражеской пули, храбрецы же выстояли, отбили фашистов и целы остались. Молодец ваш военкор Терпилко. Сам четырех гитлеровцев сразил и других своим пером бить врага учит, дает понять: смелого пуля не берет. Побольше таких заметок с плацдарма!
— Затем и собрались, — говорю.
— Тогда спать вам не доведется, — замечает Куницкий.
Это мы поняли, знакомясь с обстановкой еще в штабе. Днем гитлеровцы держат переправу под артиллерийским и минометным огнем. Охотно принимаем предложение Куницкого присоединиться к офицеру связи, который отправляется в батальон капитана Алексеева.
На плацдарм добрались без особых забот. Лодка нас ждала, вел человек, знающий обстановку. Даже под вспыхивавшие над рекой немецкие ракеты не попали. Алексеева нашли в его блиндаже. Командир батальона принял нас весьма радушно, раздобыл, чем накормить. Коротко познакомил с обстановкой. Предоставил нам свои «апартаменты».
— Отдохните здесь, завтра сами разберетесь. А я у себя дома, найду, где приложить голову, — успокоил он нас.
— С зорькой двинемся в роту, — укладываясь, пробормотал Макеев. И тут же заснул.
Мне же совсем не спалось, лежу с открытыми глазами, думаю об утренней атаке, которую, по предположению Алексеева, фашисты обязательно предпримут, чтобы отбить занятую первой ротой высоту, вклинивающую в их оборону. И еще о том, какие подготовить материалы в газету.
Задремал я лишь под утро. Но тут тишину раскололи артиллерийские взрывы. Сквозь их грохот слышу голос Алексеева, выкрикивающего в телефонную трубку:
— Говоришь, бьют из «ишаков»? Перейдут в атаку — прижми пулеметным огнем к лощине. Предупреди бронебойщиков, пусть держат ухо востро…
— Что вам говорил, — положив трубку, обращается к нам Алексеев. — Нож острый эта высотка для фрицев, даже свой распорядок нарушили. На час раньше обычного открыли пальбу. Ну, я на свой НП.
Мы тоже накинули шинели, подпоясались и вслед за Алексеевым побежали на наблюдательный пункт. Отсюда видны окопы первой роты на высотке, которую она отбила накануне у фашистов, рядом пролегающая лощина, ведущая в тыл батальона, в которую Алексеев намеревался завлечь противника и накрыть артиллерийским огнем. Гитлеровцы по-прежнему бьют из орудий и «ишаков», как солдаты называют шестиствольные немецкие минометы. Взрывы от первой роты начинают перемещаться к батальонному НП. Земля от взрывов оседает уже на наших шинелях. Комбат поворачивает к нам свое сухое, несколько скуластое лицо с заострившимся подбородком, произносит:
— Все идет по плану.
С Модестом Алексеевым я познакомился в резерве фронта. Вместе пришли в дивизию. Ему двадцать восемь лет, и за плечами семь лет армейской службы на Дальнем Востоке. Прошел действительную и сверхсрочную. Закончил офицерские курсы. Воевал с японцами у озера Хасан. На фронт отпросился после пятого рапорта. В батальоне сразу почувствовали в нем кадрового офицера, знающего уставной порядок, на плацдарме увидели и расчетливого, смелого командира. Нового комбата Макеев сразу зачислил в «старики».
Вместе с Алексеевым наблюдаем, как к высоте из леска выползают два немецких танка, за ними в кустарнике перебегает пехота. Алексеев берет трубку телефона, приказывает командиру первой роты лейтенанту Процикову:
— Танки пропускай, отсеки пехоту!
Проходит минут десять-пятнадцать, и Алексеев, откладывая бинокль, произносит:
— Теперь порядок! — Мне и Макееву поясняет — Втянутся фашисты в лощину — накроем артиллерией.
Беру у комбата бинокль, разглядываю подступы к позициям первой роты, прикидываю: наступает более двух рот немецкой пехоты.
Алексеев выжидает еще какое-то время. Когда вражеская пехота приближается вплотную к танкам, говорит находящемуся рядом с ним артиллеристу:
— Передай на огневую!