В большом чуждом мире

Вид у нее был самый зловещий: кожа на лице побагровела и обвисла, отчего расплылись оспины и след от пули. Глаза были полузакрыты, веки распухли, но через узкие щелки еще смотрели тяжело и пристально черный и мраморный зрачки. Нос вздулся, былая широкая улыбка превратилась в гримасу то ли страдания, то ли презрения. Между синих губ просвечивали белоснежные зубы, растрепанные волосы спадали на лоб и виски, а на шее чернела запекшаяся кровь.

Какой-то жестокий шутник вскрикнул:

— Ой, она ожила!

Крестьяне отошли на шаг, переглянулись и не смогли улыбнуться. Супрефект проворчал:

— Сейчас не время для острот. Поищем труп…

Срубили весь кустарник, обыскали соседние заросли, ручьи, овраги — все места, в которых можно было спрятать труп, но ничего не нашли. Если бы его просто бросили на землю, сейчас на нем пировали бы стервятники. Те, кто любит пошуметь, говорили, что у большого валуна наполовину вырыта могила, но другие считали, что это просто яма, в которой выжигают уголь, и вырывший ее не хочет признаться, чтобы чего не вышло. Да и произошло ли убийство в Лас-Тунасе? Может быть, Дикаря убили далеко, а чтобы сбить со следа, голову подбросили сюда? А может — это месть, и тот, кто велел его убить, потребовал, чтобы ему принесли голову для опознания, прежде чем он заплатит обещанные деньги? Догадок выдвигалось все больше, а мест, в которых можно было искать, становилось все меньше. Судья между тем записал показания пастушки и крестьян, первыми прибежавших к кустарнику. Девочка плакала, боясь, что ее впутают в это дело. Супрефект вернулся после бесплодных поисков и сказал:

— Голову надо взять для медицинско-юридической экспертизы.

— Таков закон, — подтвердил судья.

Власти удалились. Один из жандармов вез голову Дикаря на острие сабли. Он завершал процессию, чтобы зловоние относило ветром назад.

В столице провинции врач авторитетно признал, что голова отделена от тела опытной рукой. Ее поместили у дверей супрефектуры, и городские жители, прослышав об этом, стали стекаться, чтобы посмотреть. Одна кабатчица со слезами говорила, что это точно голова ее кума Васкеса. Вереница любопытных тянулась до шести вечера, когда голову отнесли на кладбище и зарыли.

Весть долетела до Янаньяуи, и Касьяна зарыдала, обняв своего малыша, которому исполнилось уже три года. Она не хотела и нt могла строить догадок. Она любила человека, а не легенду.

В осиротевшей банде не было конца горьким, яростным проклятиям. Доротео всхлипывал: «Теперь я только понял, как я любил его, подлеца. Разузнать бы, кто убийца…» Но ни малейших следов обнаружить не удавалось. Дикарь уехал один и обещал, что вернется через неделю, но не сказал, куда отправляется.

Новость распространилась по всей округе и породила несметное количество пересудов, догадок и версий. Конечно, повторяли и оснащали подробностями предположения, высказанные крестьянами Лас-Тунаса в день находки. Некоторые пришли к выводу, что убийцы были наняты доном Альваро Аменабаром, однако дон Альваро не велел бы бросать голову в кустарник, а чтобы сообщить о смерти Дикаря всем, оставил бы ее посреди дороги. В зарослях же голову нашли случайно. Ясно, что кто-то хотел ее спрятать.

Другие говорили, будто убили Дикаря жандармы. Ходил даже слух, что один арендатор ночью, возвращаясь домой, слышал чей-то голос: «Не убивайте меня, раз уж поймали, трусы проклятые!» Но это было невероятно. Если бы жандармы схватили Дикаря, они раструбили бы об этом на всех перекрестках, объяснив его смерть попыткой к бегству или сопротивлением. Тот же самый супрефект сказал бы, что он руководил поимкой или, по крайней мере, организовал ее. Наконец, говорили, что его убила какая-то женщина из ревности. Но и у нее не было бы причин отделять голову от тела. Во всяком случае, тот, кто хочет спрятать труп, прячет его вместе с головой, а тот, кто хочет, чтобы голову видели, кладет ее на открытом месте, а не швыряет в густые заросли… Может, пастушке велели сделать вид, будто она ее там нашла? Нет, потом девочку долго таскали к властям, сильно запугали, и она непременно раскрыла бы хитрость, если бы таковая была.

Легенда разрасталась, и вот по дорогам между полуночью и рассветом стала галопом носиться какая-то тень.

Находка составила целую эпоху, и по всей округе теперь говорили: «Незадолго до того, как нашли голову Дикаря Васкеса…»

XIX. Новая встреча

Вот земля, на которой его воля, отточенная и живая, словно лемех нового плуга, обратится в пашню и зерно. Воля его еще крепка, когда речь идет о земле.