В большом чуждом мире

Доброволец шел рысью навстречу сумеркам. Ущелья наполнялись тенями, а на далекой горной гряде лиловые и синие пятна впитывали мрак. Сама вершина Руми растаяла во тьме, и всадник уже не видел ничего, кроме тропы. Он был на перевале. Подул напористый ветер, протяжно свистя в сухой траве, словно сама бесконечность звала куда-то. Бенито вспоминал, что в ночь его ухода так же свистел ветер. А теперь он радовался, узнавая в нем голос родных мест. Ветер трепал ночную тьму, срывал с него пончо. Доброволец упорно шел вперед, хотя и спотыкался порой, не зная дороги. Наверное, коню передалась радость хозяина: он не проявлял признаков усталости, хотя не останавливался с утра. Но вдруг Бенито резко натянул поводья — начинался спуск, а он не увидел там, в глубине долины, привычных огоньков. Разве уже так поздно? Ночь наступила совсем недавно, и ехали они быстро. Объятый тревогой, Бенито бросил поводья. Конь медленно, с трудом спускался по крутой тропе. У Бенито из головы не шел тот Ромуло Кинто, о котором читал Медина. А что было после с ним самим?.. Много чего. Он снова нашел работу вместе с Лоренсо. Карбонелли удалось наняться на пароход, перевозивший гуано в Японию, и он не вернулся. Потом пришли бурные времена, в 1919 году рабочие Лимы и Кальяо объявилй забастовку. Лоренсо Медину судили и посадили в тюрьму, а Бенито сумел пробраться на пароход зайцем и попал в Салаверри. Потом в Трухильо его забрали на военную службу. Бенито мог бы отказаться по возрасту, но он так устал от поисков работы, что согласился. Солдатом он узнал, что такое палка и гауптвахта, но когда стал капралом, сам учил, наказывал других, а сержантом расквитался с теми, кто его мучил. Телесное наказание было древним законом и применялось прежде всего к рекрутам. Рассказывали, что маршал Кастилья[38] услышав, как солдат-индеец что-то напевает, заявил: «Индеец, поющий песню, — верный дезертир. Дать ему сорок ударов». Итак, Бенито дослужился до сержанта, а когда его должны были демобилизовать, остался на сверхсрочную службу, получив надбавку к жалованью и другие льготы. И вот его полк послали против Элеодро Бенеля. Партизаны отбивались в горах департамента Кахамарка с 1922 года. Вначале Бенель контролировал несколько провинций, но потом его зажали. По ночам вдали зажигалось десятка два огней — это располагался на ночлег отряд Бенеля. Гражданские гвардейцы, — которые, к своей вящей гордости, уже сменили жандармерию и войска, — устраивали засады, сами в них попадали и нежданно-негаданно оказывались под градом пуль. Партизаны не жалели себя, взять в плен можно было только труп. Широких военных действий не было. Бенель ускользал и нападал на тылы при поддержке крестьян, которые часто бывали ему солдатами и разведчиками. Полки возвращались в Кахамарку с огромными потерями, что не мешало сержантам и солдатам продавать доктору Мурге, агенту Бенеля, патроны, которые вынимали из патронташей убитых. Правда, многие потом умирали от этих самых пуль, но оставшиеся в живых продолжали продавать боеприпасы с завидным презрением к жизни и не без мрачного юмора. Лазутчики, ходившие по запутанным тропам, поддерживали это удивительное сопротивление. Кроме того, правительство Легии[39] не желало считать серьезным движение Бенеля и норовило представить партизан как простых бандитов. Но, несмотря на цензуру в прессе и контроль над всеми сообщениями, страну начало лихорадить, и настала необходимость нанести решительный удар. Шел 1925 год, когда полк Бенито Кастро был мобилизован. Пришлось драться. Войска продвигались вперед, расправляясь с непокорными. Сотню крестьян, молотивших зерно, просто расстреляли. Рота Бенито попала в засаду и понесла большой урон. Отступая, несколько солдат вошли в хижину какого-то индейца. «Эй, индеец, — спросили они, — ты за Бенеля?» — «Нет, тайта, я ни во что не ввязываюсь». Один из солдат, опершись на перегородку из пустотелого тростника, сломал ее, и двадцать патронов покатились по полу. Поискали в других углах и нашли еще. «А, бандит! Отдавай оружие по-хорошему!» Несколько винтовок уперлось индейцу в спину. «У меня ничего нет!» — закричал он, видя, что ему конец. Его вытащили в маленький дворик. Жена упала на колени перед выстроившейся ротой и стала молить: «Не убивайте его!» А два плачущих малыша обняли мать, ища защиты. Солдаты дали залп по всем четверым. Перед смертью женщина, с упреком взглянув на Бенито, стоявшего с краю, крикнула: «Защити нас, Бенито Кастро!» Бенито склонился над трупами. Лица не показались ему знакомыми. Солдаты подозрительно наблюдали за ним. Может быть, он сторонник Бенеля? В армии Бенито называл себя Эмилио. «Бенито мой брат, — объяснил он, — и мы похожи друг на друга». С этого дня он чувствовал, что за ним следят. «Защити нас, Бенито Кастро!» Взбунтоваться? Когда Бенито жил в Кальяо, на тюремный остров Эль-Фронтон десятками переправляли солдат, которые взбунтовались или намеревались бунтовать. Уже подходил конец его срока, и он ушел в отставку. Бенито накопил триста солей и получил винтовку и пятьдесят патронов. Сперва он думал было пойти к Бенелю, но, узнав, что тот — богатый землевладелец, разочаровался в нем. В самом деле, чего добивается Бенель? Вспомнит ли он о народе, если возьмет власть? На памяти Бенито президентами были Легйа, Биллингхертс, Бенавидес, Пардо, снова Легйа, а народ как жил, так и жил. В верхах одни обвиняли других и разглагольствовали о благе страны. Но что такое страна без народа? И, купив хорошую лошадь, Бенито отправился к себе в общину. А сейчас огней в долине не видно. Может быть, Ромуло Кинто… Может быть, эти расстрелянные… Неужели община распалась? «Защити нас, Бенито Кастро!» Стало быть, она его знала. Возможно, она приходила в Руми на праздники. Вспомним и мы, что, когда начался исход общинников, мы не назвали многих имен. А теперь уж не досуг выяснять, кто была та женщина. «Защити нас, Бенито Кастро!» Это был голос народа. Бенито хочется прогнать свои подозрения, он думает, что женщина познакомилась с ним где-нибудь в другом месте. Ромуло Кинто не тот, просто имя совпало. Наверное, он слишком запозднился, и огни уже везде погасли. Ведь в Кахамарке Бенито расспрашивал крестьян об общине, и никто ему ничего не сказал. Не стоит думать о беде, надо ехать вперед. Неподалеку от ручья, который называли Червяком, высился большой кактус. Бенито хорошо помнил грязно-белый ствол и пламя цветов на прочных зеленых ножках. Да вот и он среди скал бросает вызов времени. Ночью он как будто высечен из угля. И Бенито обрадовался, словно встретил старого друга.