В большом чуждом мире

— Ах он, негодяй!.. Ах он, обманщик!.. — сокрушались шутники.

Не думайте, что Волшебник обижался на них или хотя бы оставался равнодушным. Совсем напротив: ему это нравилось, и его профессиональная улыбка становилась естественной. Он считал, что такие эпитеты — честь, похвала его умелости и ловкости. Пускай их говорят! Товар он им все равно всучит. Победитель всегда прав, обманутый — виновен…

Беседуя по душам с Пантой или другим приятелем, Волшебник жаловался, что потерял мать, когда ему был год, а отец, большой пьяница, не разрешил ему учиться на доктора. Говорил он это зря, ибо никогда не страдал склонностью к наукам.

У себя в селении — одном из бесчисленных селений, затерявшихся в северных горах, — он возглавлял знаменитейшую шайку. Они опустошали огороды, причем никому не удавалось изловить их, мучили лошадей, вскакивая на них без седла, отчего те неслись, как бешеные, и меняли ночью вывески, так что утром аптека значилась похоронным бюро.

— Никакой совести у этих ребят! — горевали взрослые.

Изобретательней всех был Хулио Контрерас — никто не умел лучше него стрелять из рогатки или запускать змея, утыканного острыми осколками стекла. Змей этот рвал и обрекал на гибель десятки своих соперников, а камень, запущенный верной рукой будущего Волшебника, сокрушал сотни воробьев и диких голубей.

Все эти проказы не были новостью, но наш герой сумел придать им зловещий оттенок, что его и погубило. Как-то раз он подшиб голубя, но не убил его, как другие, чтобы он не мучился, а решил устроить интересное зрелище. Он принес его в класс, дождался уроков, связал ему лапки и подложил любимому коту учительницы. Пленная птица рвалась на волю, мотала головой, махала здоровым крылом, пыталась подпрыгнуть, но только дрожала и судорожно дергалась. Тут вошла учительница и, по опыту зная, как бесполезно ругать этого ученика, отослала его на день домой, снабдив письмом к отцу.

Отец и вправду был пьяницей и вспоминал о сыне лишь тогда, когда жаловались соседи или учительница. Вспомнив, он его бил. На сей раз Хулио Контрерас, достигший двенадцати лет, письма не передал и ушел из селения.

Он бродил и занимался, чем придется. Побывал даже в акробатах, прибившись к до смерти негодной цирковой труппе. Слова «до смерти» тут кстати, ибо главный циркач разбился, а остальные разбрелись кто куда, не собрав зрителей четыре раза подряд.

Контрерас к тому времени подрос и обрел немало полезных знаний. На небольшие свои сбережения он купил рулетку, привел ее в порядок по всем правилам надувательского искусства и угодил с ней прямо в середку ярмарки, собравшейся ради праздника в округе Сан-Маркос. Разыгрывались в рулетку пуговицы, чулки, катушки, картинки, календари (он достал их даром в одной аптеке), зеркальца и даже дешевые часы, которые и были главной приманкой, но никогда никому не выпадали. Ставка была двадцать монеток. Возмечтав о часах, посетители платили, шарик бежал, бежал и вдруг — раз! — останавливался у календаря или у картоночки с полдюжиной брючных пуговиц. Хозяин собирал деньги, по все же не столько, сколько хотел.

К тому же и праздник был скучноват. На площади поплясали всего лишь несколько масок, священник не разрешил ночного шествия, быки не желали драться, и тореро, увидев, что ему подсунули осторожных животных, потерявших доверчивость в прежних схватках, тоже отказался выступать. К довершению бед лейтенант, прибывший из Кахамарки с пикетом жандармов, запретил любителям играть в рулетку, располагавшуюся в грубом, деревянном сарае. Народ роптал на губернатора, который в этом году был распорядителем ярмарки, и звал его трусом, мерзавцем, скупердяем и дураком. Лейтенант и жандармы угощали самых смелых ударами сабли.

Тогда Хулио Контрерас явился к губернатору с блестящим предложением.

— Сеньор, — сказал он, — я спасу дело. Очистите базарную площадь, и я дам представление. Я умею, я в цирке служил…

— Правда? — спросил губернатор то ли радостно, то ли недоверчиво.

Контрерас показал ему цирковую программу, где было и его имя, и тот поверил. Представление назначили на следующий вечер. Губернатор хотел дать на все про все сто солей, но учел особые заслуги артиста и согласился, чтобы он кое-что собрал при входе. Желая задобрить народ, о представлении оповестили сразу же, и наутро губернатор самолично помогал вешать огромные афиши, на которых толстыми неустойчивыми буквами сообщалось, что вечером на базарной площади выступит Хулио Контрерас, известный маг и волшебник. Номера тоже были волшебные: волшебная веревка, волшебный прыжок, волшебный полет. Кто-то для важности стал уверять, что волшебный полет он видел и штука это ужасная и таинственная. Новости взбудоражили городок. Под вечер Контрерас пошел к губернатору.

— Сеньор, — сказал он, — публика тут капризная. Бог их знает, что они сделают, если им не угодишь. Дайте-ка мне лучше сто солей сразу, я их матушке отошлю.