В Большом театре и Метрополитен-опера. Годы жизни в Москве и Нью-Йорке.

Мы проезжали сплошную деревню, менявшую названия до самого Токио. Названия были какие-то мотоциклетные, например «Кавасаки». Но вот уже появилась невысокая башня телевидения. Эстакада автодороги поднимается на высоту 8–10-го этажа, где-то далеко внизу справа виден сверкающий бейсбольный стадион, мы на такой высоте меняем направление и едем круто вниз – в ущелье между высотными домами. Впечатление было, как будто мы реально попали в фантастический роман. Это был настоящий 21-й век!

Скоро автобусы остановились у отеля «Империал», где всегда жили советские артисты – знаменитые солисты Эмиль Гилельс, Давид Ойстрах, оркестры, танцевальные ансамбли «Берёзка» и Ансамбль Игоря Моисеева, Большой театр. В фойе сидел вездесущий М.И. Лахман и быстро направлял нас к нужному столику, где для каждого лежал ключ от номера в конверте – ключ был пластиковой карточкой. Таких ключей мы ещё никогда не видели. Руководители оркестра и балета немедленно отобрали наши паспорта, а нам вместе с ключом выдали пластиковые карточки с фотографией и надписями по-японски – пропуск на вход в телевизионный театр NHK и в Бунка-Кайкан Холл. Всё-таки что-то вроде удостоверения личности – на всякий случай. Паспорта свои мы увидели только перед отплытием корабля из Иокогамы через два месяца. Это был странный обычай. Разве нельзя было стать невозвращенцем и без паспорта?

* * *

«Империал» был отелем высшего класса. Правда окна выходили прямо на эстакаду городской железной дороги, опоясывающей весь город. Это был быстрейший способ добраться до самых отдалённых районов. Наши выступления, как и выступления большинства приезжающих в Токио театров, должны были проходить в «Бунка Кайкан Холле» рядом с парком и вокзалом Уэно, и в театре здания национального телевидения NHK. Симфонические концерты проходили в специальных концертных залах.

Спонсорами поездки были несколько больших финансовых институтов, в том числе газета «Асахи». Одним из постоянных спонсоров советского балета в Японии была также мадам Ойя. Обожавшая балет и артистов, она всегда приглашала всех членов советских балетных трупп к себе в гости.

Мы часто видели её в Москве в директорской ложе с переводчиками и секретарём. Когда мы приехали в Осака на целую неделю для выступлений с балетом, мадам Ойя пригласила всю группу к себе домой. Дом оказался внутри очень скромным. Правда на стенах висело несколько оригиналов картин французских импрессионистов (глубоко уважаемых и обожаемых в Японии), но в целом в доме не было ни шикарной мебели, ни каких-либо видимых ценностей прикладного искусства. Зато на её письменном столе было большое количество фотографий с Рудольфом Нуреевым, как видно бывшего частым гостем в этом доме. Мадам Ойя унаследовала от своего покойного мужа текстильные фабрики, банковский капитал и многие финансовые вложения в разных странах мира. В быту, однако, жизнь её семьи выглядела очень скромно. В доме жила её дочь с мужем и маленьким ребёнком и престарелая мать, сидевшая весь вечер в инвалидном кресле. Уважение к престарелым, кажется, было в Японии важной частью их морального кодекса. Все её домочадцы были очень любезны, сами вступали в общение со своими гостями при помощи многочисленных переводчиц – милейших девушек-студенток Токийского и Нагойского Университетов.

* * *

Итак, в первый вечер пребывания в «Империале» мы все не могли оторваться от цветных телевизоров – ведь это был ещё 1973-й год! Каких тут программ только не было! Передачи из Франции, Англии, Германии; путешествия, мир животных, музыкальные программы, джаз – было от чего закружиться голове!

Наше первое выступление в городе Сэндай с дирижёром Жюрайтисом уже было описано в главе «Дирижёры Большого театра».

Премьерным спектаклем в Токио был, конечно балет «Лебединое озеро» в новой постановке Юрия Григоровича. В его редакции был представлен и балет С.С. Прокофьева «Ромео и Джульетта» с Владимиром Васильевым и Екатериной Максимовой. Кроме этого в программу гастролей входил балет Минкуса «Дон Кихот» и, конечно, «Спартак» Арама Хачатуряна, всегда имевший огромный успех. Три балета были записаны на видео и транслировались по Национальному телевидению. Японцы заплатили за эти три трансляции большие деньги, а всемирно известные солисты получили за свою работу… ничего! Здесь уже говорилось о «выступлении» Фурцевой (о котором все хорошо знали), взявшей в советском Посольстве более семи тысяч долларов для покупки видео аппаратуры своему пасынку – сыну Фирюбина. Мы знали, что власти обирали Плисецкую, Ойстраха, Гилельса, Ростроповича, Когана, но когда это случилось на наших глазах – артисты мирового класса и мировой известности получили за свой труд, щедро оплаченный японцами – ноль долларов, рублей и йен, – то не было пределов нашему возмущению!