«Совершенно непонятно, что во Франции до сих пор еще не знают о непрерывных обращениях Ленина и Троцкого к Франции с просьбой о военной поддержке против немцев. Ведь то, что pycские генералы, участвовавшие в Брест-Литовских переговорах, были намечены генералом, руководившим французской военной миссией, – исторический факт. Ленин считался с возможностью разрыва переговоров и полагал, что ему придется возобновить войну с Германией. Через меня он запросил французскую военную миссию, готова ли она взять на себя руководство красной армией. Нуланс отклонил это предложение, и в результате был подписан Брест-Литовский договор. Главный виновник этого договора и последовавшей в результате его смерти сотен тысяч наших солдат – Клемансо. Во Франции не знают также, что, когда после подписания Брест-Литовского мира, Нуланс бежал, наша военная миссия работала совместно с высшим командным составом красной армии».
Из этого отчета видно, что большевики вели двойную игру, и преданность их Германии была весьма относительной. Последняя для большевиков была лишь средством для осуществления их целей.
Генерал Гофман, описывая этот период в той же книге, рассказывает:
«Одной из первых мер, принятых новым правительством, был запрос по беспроволочному телеграфу народного комиссара Крыленко, произведенного из унтер-офицеров в главнокомандующие, согласно ли германское главнокомандование заключить перемирие.
Генерал Людендорф вызвал меня к телефону и спросил: “Можно ли вообще с этими людьми вести переговоры?” Я возразил: “Да, можно. Ваше Превосходительство нуждается в войсках, а это первые, которые являются”.
Генерал Гофман, ответив, что предложением большевиков можно воспользоваться, сейчас же сам высказывает сомнение в правильности такого решения. Он пишет:
«Я часто думал о том, не было бы лучше, если бы германское правительство и командование отвергнули все переговоры с большевистскими правителями. Мы дали им возможность заключить мир и таким образом исполнить желание народных масс и поэтому они могли захватить власть в свои руки и укрепить ее за собой. Если бы Германия отвергла переговоры с большевиками, и потребовала бы от России, чтобы она выставила представителем от русского народа такое бы правительство, которое было бы избрано народом путем свободного голосования, то большевики не смогли бы удержаться у власти».
Мнение генерала Гофмана совершенно правильное: Германии надо было отвергнуть предложение большевиков, но, отвергая, начать прямо переговоры с русскими монархистами. Германия могла выбирать тогда только между старой монархией и большевиками, так как никакого нового правительства путем свободного голосования в России в то время создать было нельзя. Она выбрала большевиков, и генерал Гофман спешит оправдать это решение германских политиков следующими словами:
«Тем не менее я полагаю, что ни один разумный человек не может нас упрекнуть в том, что мы приняли предложение Крыленко о перемирии».
В данном случае я охотно зачисляю себя в ряды неразумных людей и высказываюсь против этого решения, которое погубило и Pocсию, и Германию.
Особенно ярко выступает эта ошибка, когда читаем отрывки из книги генерала Гофмана, в которых он описывает момент самого заключения Брест-Литовского мира.
«Русская делегация состояла из впоследствии нам, к сожалению, слишком хорошо известного Иоффе, Каменева (зятя Троцкого), г-жи Быценко, которая стяжала себе уже славу убийством министра, одного унтер-офицера, одного матроса, одного рабочего и одного крестьянина. Это были члены делегации, имеющие право голоса.
При делегации состояло несколько офицеров главного Штаба и адмирал Альтфатер. Они не имели права голоса, а служили лишь экспертами. Секретарем делегации был Карахан… Так как делегация обедала в собрании вместе с нами, то мы имели возможность несколько ближе познакомиться с ее отдельными членами. При распределении мест я, конечно, предоставил членам делегации, имеющим право голоса, лучшие места, чем экспертам, таким образом рабочий, матрос и унтер-офицер сидели на верхнем конце стола, а адмирал и офицеры – на нижнем. Я никогда не забуду первого обеда с русскими. Я сидел между Иоффе и Сокольниковым, теперешним министром финансов. Против меня сидел рабочий, которому многие принадлежности столового прибора причиняли немало затруднений. Он пробовал то одну, то другую принадлежность над самыми разнообразными предметами и только вилкой он пользовался исключительно для того, чтобы ковырять у себя в зубах. Наискосок против меня сидел князь Гогенлоэ, рядом с ним с одной стороны сидела г-жа Быценко, а с другой стороны поместился крестьянин – настоящий русский тип с длинными седыми кудрями и огромной, похожей на дикий лес бородой. Он вызвал один раз улыбку прислуживающего денщика, когда ему предложили выбрать красное или белое вино и он предварительно осведомился, которое из них крепче, так как он желал бы получить более крепкое».