В борьбе с большевизмом

Итак, крестная борьба на западе печально отгремела, заторможенная, спутанная «союзниками» – что было делать генералу Краснову? Конечно, устремиться в эмиграционные волны, «выбиться на их гребни» и «взяться за идейную работу»: благо здесь решимости особой не надо, а перья стальные выдержат всякие нажимы. Если, наконец, необходимо – будут гибко прочерчивать общественную линию среди всевозможных политических группировок. И действительно, в № 4 газеты «Грядущая Россия» генерал Краснов вскоре помещает большую статью: «Об организациях». Не отличаясь глубоким содержанием, она полна всевозможных предостережений, адресованных в казачьи массы, очутившиеся за границей, а также частью обращена к офицерам и солдатам, отсиживающимся в лагерях дня интернированных. Удивительно, что, переоценив для себя ценности, генерал Краснов в статье мудро предостерегает младших собратьев – не идти ни в какие организации военного порядка, а тем более в те из них, которые возникнут под руководством «Керенского, Савинкова или Бермондта»… Триумвират несколько неточный: капризный романист произвел обычную для себя подтасовку. На шулерском языке это называется – передернул, заменил себя в этой тройке мной. Между тем работал с этой парой всегда генерал Краснов, я же только хотел повесить их всех вместе.

Уклон идейный также крут, как и уклон денежной наживы, который в принципах генерала играет решающую роль. Я подошел к тому месту, где силой обстоятельств вынужден подтвердить мой вывод о продажности красновских – пера и души, выразительным примером.

В то время когда на монархическом фронте в дни смутных политических событий явился государь, приняв на себя священную власть, генерал Краснов предлагает свои «верноподданные услуги пером и военными талантами», но при условии… денежной оплаты. Его отвергли: там, где владычествует идея… нет места торговле. Родилось озлобление, которое легко поколебало недавнюю готовность генерала, он быстро отшатнулся, но вошел в линию ориентации и за флагом не остался. Под высоким водительством великого князя Николая Николаевича он привел в движение весь запас своих мыслей и дал работу неустанному перу: появились статьи (в «Вечернем Времени») против единственного и законного хранителя русского престола – государя императора Кирилла Владимировича.

Так совершилась трансформация номер сотый: генерал Краснов мстительно инсинуировал, под высокими формами «Божьей Правды» – свои надуманные, бессмысленные откровения. Привожу открытое письмо генералу Краснову, адресованное ему из Марселя, после его выступления в «Вечернем Времени».

«Господин Краснов, забыв о воинской присяге Государю Императору и Его Законному Наследнику, Вы позволили себе на газетных страницах инсинуации, рассчитанные на возбуждение общественного мнения против Первородного Члена Царственной Династии Романовых. Свое крамольное выступление Вы самонадеянно именуете “Божьей Правдой”, намеренно упуская из виду, что не всякая “Правда” исходит от Бога. Так, в начале русского лихолетья мы имели “Окопную Правду”, рассчитанную на расшатывание последних устоев Императорской Aрмии; в настоящее же время в России процветает “Правда” советская, боевой задачей которой, подобно Вашей, является дискредитирование Имени Его Величества в народе и красной армии.

Какие невидимые нити случайных интересов связывают Вас, господин Краснов, и грязных писак из этих “Правд”? Вы, старый русский генерал, именующий себя монархистом, но развращенный революционной идеологией, предпочитаете митинговать в тот момент, когда Наследнику русских Монархов было угодно призвать к Себе Свой Народ. Вы пишете, что “если бы вслед за манифестом упали красные флаги со здания на Чешам-плэс в Лондоне, над русским посольством в Риме, в Варшаве и других городах и сменились бы желтыми императорскими штандартами с черным двуглавым орлом… Я бы преклонился перед таким манифестом”… Другими словами, если бы угрожала близкая перспектива прокатиться на казенный счет в Нарымский край, он, генерал Краснов, воздержался бы в отношении Особы Его Величества от тех крылатых словечек, которые делают честь любой кожаной куртке, и взял бы за образец своеобразной учтивости хотя бы главковерха Керенского, находившего для себя возможным, не взирая на свой большой ранг, титуловать покойного осударя “полковником”.