В борьбе с большевизмом

Приказ возымел свое действие, однако некоторые неустойчивые чины отряда, сбитые с толку злостной агитацией, стали обращаться ко мне с просьбами об увольнении их из отряда. 7 апреля я вынужден был отдать приказе № 58 следующего содержания:

«За последнее время ко мне поступило несколько рапортов об увольнении из отряда с указанием ничтожных причин. Напоминаю, как начальник отряда, что я в курсе дела и знаю, где правда и где ложь.

Объявляю, что формируемый мною отряд не лавочка, в которую можно вписываться и выписываться, а воинская часть и в ней не всякий имеет высокую честь служить. Я могу командовать частью, которая состоит из твердых по духу, убежденных и преданных России людей, а не из лиц, меняющих ежедневно взгляд на вещи. Мой боевой опыт двух кампаний говорит мне, что в бою можно положиться только на тех, кто верен раз принятому решению.

С момента отдачи этого приказа впредь из отряда увольняться будут только с разрешения высшего начальства, в ведении которого отряд состоит. Полагаю, что, если мы пользуемся всем тем, что нам предоставляется, как то жилищем, довольствием, денежными пособиями и заботами высшего начальства – не может быть и речи о неисполнении его требований и приказаний. Прошу обратить внимание, что я не покладая рук в течении 2-х месяцев работаю для достижения поставленной цели, а потому заниматься пустой болтовней у меня нет времени и желания. Стыдно не считаться с этим».

Надо сознаться, что обстановка, в которой приходилось работать, была крайне неблагоприятной. При совместной жизни в лагере с прочим деморализованным элементом, среди которого было немало офицеров и в старших чинах, поступившие в мой отряд часто подпадали под скверное влияние этих праздношатающихся господ. Одни из них мне просто завидовали, почему я, младший, стою во главе отряда, другие были просто «шкурниками», отсидевшими в тылу войну; и те и другие своим скептическим отношением подрывали веру в успех дела у молодых.

Среди случайно вышедшей в офицеры молодежи было немало полуинтеллигентных людей, которые в силу своей невоспитанности и отсутствия правильного понятия о воинской дисциплине вносили, даже бессознательно, разложение в ту среду, где они находились. Развалив русскую армию, они по инерции продолжали это дело в отряде.

Председатель Государственной думы М.В. Родзянко в своей статье: «Государственная Дума и февральская 1917 года революция», делая неудачную попытку оправдать действия думы и снять с нее виновность в деле разложения армии, между прочим, пишет:

«Не надо при этом забывать, что офицерский состав значительно изменился за время войны. Вот довольно меткая характеристика этого изменения одного из военных корреспондентов: “Старое кадровое офицерство, воспитанное в известных традициях, вследствие значительной убыли в боях стало лишь небольшим процентом по сравнению с новым офицерством, призванным под знамена во время войны и прошедшим иную школу в смысле критического отношения к традиционным представлениям о Государственном устройстве и порядке. В общем командный состав теперь проникнут более штатским духом и более близок к интеллигенции и ее понятиям, чем это было до войны, да, пожалуй, и в первое время войны”».

Будучи совершенно несогласным с дальнейшими выводами М.В. Родзянко, я считаю необходимым внести в эту характеристику следующую поправку: все эти новые офицеры из штатских с понятиями, близкими к интеллигентам, сидели обыкновенно по тылам и развращали армию по частям, соприкасаясь с ней в лице эвакуированных раненых и отпускных, причем главная работа по этому злому делу происходила в лазаретах столь восхваляемого г. Родзянко Союза всероссийских городов и земств.

Среди этих офицеров было немного людей, жаждавших подвига во имя спасения Родины, подавляющее большинство вступало в отряд, чтобы выйти из тяжелого положения пленного и интернированного, видя здесь источник к существованию. Высокая идея патриотизма им была чужда, как и большинству русской интеллигенции, проникнутой идеями социализма и космополитизма.

И вот главного для большинства – денег – у нас не было. Русская миссия помочь нам в этом не могла, ибо сама нуждалась в средствах, и вся надежда была на германцев, решительные переговоры с которыми должны были уже начаться, а потому 9 апреля я снова выехал в Берлин.

В Берлин я приехал вовремя, так как действительно работа там шла полным ходом и каждый день приносил новый материал, в котором надо было разобраться и принять решение.

Ротмистр фон Розенберг был уже несколько раз в Главном штабе охраны восточной границы и имел там продолжительные собеседования с начальником штаба майором фон Вилесеном и его помощником майором фон Праусницином. С их стороны он встретил самое искреннее желание оказать полное содействие, и они обещали сейчас же снестись по этому делу со всеми инстанциями на фронте, причем они заявили, что не сомневаются в благоприятном ответе, а потому просят ротмистра вопрос о формировании добровольческих частей в Курляндии считать принципиально решенным в утвердительном смысле.