В борьбе с большевизмом

Генерал-майор Монкевиц занял пост начальника русской миссии в Берлине в конце марта месяца, и назначение это исходило от генерала Щербачева, являвшегося главным представителем добровольческих армий и членом Парижского совещания. Как было указано выше, генерал Потоцкий был начальником, выбранным от Красного Креста, а не назначенным распоряжением командования Добровольческой армии, и потому генерал Деникин не считал его своим представителем и вот этим-то и мотивировалась замена его генералом Монкевицем.

Назначение именно генерала Монкевица, а не какого-то другого генерала объяснялось очень просто: генерал был близким родственником по своей жене генералу Щербачеву

Генерал Монкевиц вовремя покинул пределы своей несчастной Родины; революции со всеми ее гнусными последствиями он не видел, а потому был далек от настроений, царивших тогда среди русского общества и народа.

Он был уже в Париже и вместе с самодовольными французами переживал их медовые месяцы победы, когда они считали себя центром всего мира и когда они чувствовали себя сверхлюдьми.

Это было то время, когда pycские офицеры не смели появляться в форме на улицах Парижа, ибо им грозило оскорбление и даже избиение.

Это было также то время, когда Клемансо сказал: «Для меня Россия не только нейтральная держава, она страна, изменившая Франции. И иначе я к ней не смогу и не буду подходить».

И действительно подошел к ней на Мирной конференции так, что далеко перещеголял программу расчленения Российской империи, которую предполагали в свое время провести враги – германцы.

Это было также то время, когда один из бывших друзей России, Пуанкаре, высказался о ее судьбе такой фразой: «Сейчас, когда на месте России, на востоке, появляется Великая Польша – русский вопрос потерял свое значение для европейского равновесия. Россия принадлежит отныне скорее Азии, чем Европе».

Это было также то время, когда «союзниками» создавались всевозможные планы дальнейшего разделения России, как, например: объединения Польши с Малороссией; образования конфедерации Прибалтийских государств; создание самостоятельного Кавказа, Дальнего Востока и т. д.

Это было, наконец, то время, когда по улицам Парижа кричали «Les sales russes, ces canailles russes!» и прочие милые эпитеты, столь подходящие к нам, переживавшим тогда ужас большевистского властвования, явившегося следствием того, что мы слишком честно вели войну и не продвигались, по примеру наших союзников, только на полтора метра вперед или назад.

И, по-видимому, генерал Монкевиц вполне разделял вместе с французами их негодование и, возможно, даже, одевшись в модный штатский костюм и ажурные носки, на чистейшим французском языке кричал на улицах Парижа: «Сes sales russes!»

Я думаю, что это было именно так, потому что иначе он не мог бы приехать в Германию и приняться здесь за разрушение работы, направленной к воссозданию великой России только по той причине, что она велась с помощью германцев.

Однако это преступление было фактом, и свидетелями его было все русские офицеры, которые стремились на большевистский фронт в Прибалтике, а потому я могу утверждать, что генерал Монкевиц преследовал тогда не русские интересы. В своей нетерпимости всего германского он дошел до полного абсурда и далеко превзошел в этом направлении самого ретивого француза. Так, например, несмотря на то, что Францией уже несколько месяцев тому назад было заключено длительное перемирие, генерал Монкевиц объявил себя в состоянии войны с Германией, что, однако, не помешало ему спокойно жить в Берлине и посещать самые лучшие рестораны.

Относительно формирования русских добровольческих частей из числа военнопленных, бывших в Германии, он высказывался очень резко против – даже если эти формирования производились бы при помощи «союзников», так как это был элемент, германофильски настроенный, а потому, по его французскому мнению, явно вредный для добровольческих армий.

В отношении меня и моих сотрудников он с места занял враждебную позицию, которая выразилась в распространении им всевозможных ложных сведений про меня и мою деятельность.

Вот при каких обстоятельствах приходилось работать и добиваться своей цели.

По поводу всего этого у меня было совещание с ротмистрами фон Розенбергом и Гершельманом, на котором, во-первых, было решено нашу работу, невзирая на все препятствия, которые могли встретиться, вести дальше, так как после враждебного и унизительного отношения «союзников» к России только на помощь Германии можно было еще рассчитывать; во-вторых, для придания всему делу более устойчивого характера и для осуществления будущих широких задач было признано необходимым создать на здоровых началах, под главенством одного из видных прежних деятелей русскую партию сближения с Германией; в-третьих, в тех же целях было постановлено доложить о всей работе генералу Юденичу и просить его объединить под своим командованием все русские добровольческие части в Прибалтике, как уже имеющиеся там в виде Северной армии и отряда ротмистра князя Ливена, так и предполагавшиеся к формирования.