В борьбе с большевизмом

Сенатор Бельгард в сопровождении ротмистра фон Розенберга посетил главный штаб восточной охраны границ, и там им майором фон Вилесеном было сообщено, что германское военное командование согласно на формирование русских отрядов в Курляндии и что расходы по содержанию их берет на себя.

В связи с этими сведениями было решено, что в первую голову будут созданы три самостоятельных отряда: 1) пополненный отряд ротмистра князя Ливена, 2) мой отряд, 3) отряд полковника Вырголича.

Полковник Вырголич[13] приехал из Польши вместе с сенатором Бельгардом и был представлен нам последним как руководитель военной организации в Польше. Его отряд, по заявлению сенатора Бельгарда, должен был формироваться исключительно из офицеров и добровольцев, входивших в состав этой организации[14] в Польше.

Временно все три отряда будут в оперативном отношении через русский полевой штаб подчинены германскому командованию. Впоследствии, когда отряды вступят на чисто русскую территорию они, пополнившись местными добровольцами до дивизионного состава, будут объединены общим русским командующим, причем желательно, чтобы этим командующим был бы генерал Гурко[15].

Таким образом, все постепенно налаживалось и развертывалось в крупное дело, и мы были уверены, что в ближайшее время будут достигнуты значительные успехи; однако в действительности все это было далеко не так и нам предстояло еще впереди немало преодолеть препятствий и притом с такой стороны, откуда мы меньше всего их ждали. Началось все это с того, что князь Кропоткин заболел воспалением легких и надолго вышел из круга своей деятельности. Его очень заботила отправка на пополнение отряда ротмистра князя Ливена 350 добровольцев, которых он все-таки успел навербовать в лагерях, на условиях, объявленных в воззвании князя Ливена.

Этим положением не преминул воспользоваться сенатор Бельгард, который так ловко сумел обойти больного князя, что тот передал ему все свои полномочия и имеющиеся в его распоряжении деньги от князя Ливена.

Эта передача полномочий в то время была принята нами, как естественный ход событий, но потом я первый заметил, что сенатор Бельгард преследует в данном случае свои личные честолюбивые планы и что мы все для него являемся только средством для достижения их. Он, так сказать, бесцеремонно решил принять на себя диктаторские полномочия и совершенно забыл, что все дело организовано нами. Однако, повторяю, тогда я не подозревал сенатора в двуличности и верил ему, как старому русскому человеку, опыт которого должен был помочь нам при разрешении сложных политических вопросов, связанных с формированием отрядов.

Я всецело отдался работе по формированию моего отряда, который, благодаря записям в него целых партии добровольцев из других лагерей военнопленных, быстро увеличивался в размере и достигал уже 3000 человек. В этот момент я особенно чувствовал необходимость иметь отдельный лагерь, где бы я мог собрать всех записавшихся в отряд и произвести там организационную работу.

К счастью, мне повезло, и мои старания увенчались успехом, мне обещали передать в полное распоряжение лагерь близ Нейштадта.

30 апреля я телеграфировал моему заместителю полковнику Чайковскому: «Сделайте приготовления к отъезду. Лагерь получил с удобствами. Ждите известий».

Однако обстановка внезапно изменилась, а вместе с ней изменились и некоторые мои предположения.

В начале мая уехал в Париж генерал Монкевиц[16] и приехал из Митавы в Берлин ротмистр князь Ливен, который, не дождавшись пополнений и узнав о болезни князя Кропоткина, решил выяснить на месте сложившиеся обстоятельства и наладить лично отправку добровольцев в свой отряд. Перед своим отъездом князь Ливен заручился согласием на это генерала Юденича, признавшего его отряд, а также согласием всех местных властей в Курляндии, то есть англичан, германцев и латышей.

Приезд князя Ливена был для нас неожиданным, и потому, прежде чем мы об этом узнали, он уже виделся с генералом Потоцким и сенатором Бельгардом, которые оба, правда по разным соображениям, восстановили его против меня и ротмистра фон Розенберга.

Действия генерала Потоцкого в данном случае были для меня понятны: он был против нашей работы, отказывался от принятия в ней участия и надеялся, как было указано выше, на помощь «союзников», которые обещали ему свое содействие при формировании 200-тысячной армии под его командованием. Теперь ему уже было ясно, что «союзники» надули, и он был бы не прочь стать во главе наших формирований, но помехой были мы, перед которыми ему не хотелось сознаваться в своих ошибках, а потому он решил нас устранить. Вот причина его интриги.

Интрига сенатора Бельгарда была для нас сперва не понятна, и мы не хотели верить в нее, однако на деле оказалась горькой правдой и объяснялась очень просто: он все хотел забрать в свои руки и для этого ему надо было расчистить себе путь.