В чаще лесов

Однако оставаться у берега реки было бы неблагоразумно. Враги также пользуются водными путями для передвижения, и мы можем натолкнуться на них. Поворачиваем поэтому в сторону и взбираемся прямо на стену, высящуюся над ущельем, чтобы идти по течению ручья, ведя наблюдение сверху. Решение суровое, гак как нам придется пробираться через труднопроходимую, пересеченную местность в лесу, где нет никаких троп, но тем не менее мы идем на это, так как исполнены решимости сохранить себя для борьбы и избежать поражения. На подъеме камни очень остры, и нам приходится взбираться, ступая по корням и стеблям растений. Рассерженные красные муравьи выползают из своих разоренных муравейников, и наши босые ноги ощущают их жгучие, как огонь, укусы. Часто останавливаемся, чтобы отдохнуть, и чувствуем, как больно сосет под ложечкой.

Карабкаясь наверх, слышим знакомый звук в небе. Это рейсовый самолет филиппинской гражданской авиации, величественно плывущий в вольном воздухе. Будь мы обычные путники, просто заблудившиеся в лесу, мы побежали бы к открытому берегу реки, стали бы размахивать руками, сигнализировать кусками материи, зажигать хворост или даже кричать. Однако для пассажиров, которые могут заметить нас, мы — люди, которых преследуют, за которыми охотятся. Они не окажут нам помощь, а лишь направят против нас войска, как охотников наводят на дичь. Мы прячемся поэтому у обрыва, скрываясь от горделивого творения рук человеческих.

Какую странную группу людей мы представляем собой, медленно пробираясь по этой дикой местности. Феликс молчалив, никогда не высказывает своих мыслей, своего мнения, никогда никому не возражает, а лишь идет следом за всеми. Его жена Мединг заговаривает только со своим младенцем; я поражаюсь, как она умудряется не выпускать его из рук в местах, где мне приходится пускать в ход обе руки. Каждый раз, когда мы делаем привал, она старается накормить его грудью. Нанай стара и все время причитает; нам приходится помогать ей во всем. Карлос, молодой человек, угрюм. Он хочет настоять на своем, а мы не хотим уступить ему, он почти не разговаривает с нами. Пол тоже молчалив, но он держится бодрее, так как ему не раз приходилось подвергаться опасности. Он рассказал нам, как, пробираясь через вражеский кордон, он двадцать пять дней ничего не ел, а лишь пил горячую воду, когда можно было рискнуть разжечь огонь. Мы уверены в нем. Селия и я, как кадровые работники, молчаливо берем на себя обязанность вести вперед и подбадривать эту разношерстную группу людей.

Единственное имеющееся у нас орудие — это мой перочинный ножик с двумя маленькими лезвиями. Перочинный ножик — против леса. Однако мы пользуемся им, подрезая ползучие растения и густые поросли. Это медлительная и мучительная операция, и мы убеждаемся, что, находясь на взгорье, нельзя внимательно следить за руслом реки из-за густых зарослей, лиан и торчащих на поверхности камней. В конце концов мы теряем реку из виду и ориентируемся лишь по солнцу.

В одном месте мы останавливаемся у группы «анибонг»[50] и пытаемся срезать один из них, чтобы извлечь из него «убод». Изголодавшись, все ждут с нетерпением. Но с небольшим перочинным ножиком эта операция занимает много времени, а единственного куска «убода» хватает всем лишь на один зуб. Решаем поэтому не тратить больше время и ножик на усилия, дающие столь незначительные результаты.

Под вечер мы оказываемся на холме. Деревья здесь реже, а земля покрыта мхом. Страшно усталые, мы делаем остановку. Вблизи растут «анахау». Срезаем много листьев, оголяя длинные, твердые стебли. Втыкаем их в землю так, что они образуют круг, и переплетаем листьями, сооружая круглое убежище с кровлей. Внутри, поверх сухих листьев и веток, накладываем побольше листьев «анахау». Став обитателями леса, мы должны устраиваться, как и положено лесным жителям.

На лес спускаются сумерки. Мы сидим на корнях перед нашим убежищем, ожидая наступления ночи. Все молчат. Да и о чем говорить? Вглядываемся в сумерки. Редко растущие деревья бросают длинные, как столбы, тени, а земля между ними слегка буреет и покрывается пурпуром. Лес замирает. В нем воцаряется невозмутимая тишина, обычная для необитаемой местности. Темная ночь спускается словно смерть.

67

Проснувшись поутру, сказываемся в трагическом положении. Не видно ни неба, ни солнца. Сплошные серые тучи низко нависли над деревьями. Молча разбираем наше убежище, раскидываем обломки, сбрасывая их со склона, чтобы не оставить никаких следов, и начинаем взбираться вверх. Идет дождь.

Но нас беспокоят не наши лишения — не сильный дождь, не намокшая одежда, пронизывающая нас холодом, не грязь, по которой мы беспомощно скользим. По-настоящему тревожит нас потеря ориентировки. Нет солнца, по которому мы определяли свое направление. Затянутое мутными серо-желтыми тучами небо везде одинаково. Мы знаем господствующее направление ветра в эту пору года, однако в нависших над нами сплошных тучах не видно ни одного движущегося облака.