В черной пасти фиорда

Мы углубились на 60 метров и продолжали движение вперед. Минное поле форсировали благополучно. Вблизи берега подвсплыли на перископную глубину, определились, а затем направились в сторону Конгс-фиорда. Район этот нам был хорошо известен по предыдущим походам. Теперь лодке снова предстояло поставить мины в восточной части фиорда, где он полого вдается в материк. На этот раз мы должны протянуть вторую линию мин, параллельно первой, установленной нами в октябре 1942 года. А это очень опасно. Ведь не исключена возможность подрыва на своей же мине. Риск неизбежен даже при идеальном штурманском расчете: мина под воздействием волны и течения может сползти с якорем и оказаться на нашем пути (случаи дрейфа мин не единичны).

Помнится, на инструктаже, состоявшемся накануне похода, командующий флотом А. Г. Головко задал мне довольно щекотливый вопрос:

— А вы уверены в точности местоположения своих минных постановок?

— Да, уверен. Координаты заграждений соответствуют тем, которые сообщаются в штаб флота.

— Хорошо. — Командующий сделал многозначительную паузу. — Ну, тогда расположите мины параллельно выставленным в Конгс-фиорде ранее, в расстоянии от них не далее одной мили.

Теперь мы шли навстречу своим же минным заграждениям. Расчет и порядок выполнения боевой задачи сводились к следующему: точно выйти в исходную точку, двигаясь от которой поставить мины параллельно прежнему заграждению. Трудность усугублялась тем, что мины, выставленные в октябре, были расположены по ломаной линии, а не по прямой. Идти зигзагом рядом с минами — сложнее и опаснее. Малейшая оплошность может стоить нам жизни.

Входим в Конгс-фиорд, в его восточную часть. В боевой рубке рядом со мной Ямщиков. Сообщаю ему пеленги, он их записывает и тут же спускается вниз. В штурманском посту Афанасьев наносит на карту место лодки и, если ее сносит, подправляет курс. Об этом мне докладывает Ямщиков, успевающий вернуться в боевую рубку. Перископ, как всегда, вращается туго, и мне приходится тратить много сил. Поворот в одну сторону — пеленг, еще поворот — другой пеленг. Иногда определяемся по трем-четырем ориентирам. Да еще надо время от времени осмотреться — не появился ли корабль или самолет: мы же в заливе, занятом врагом.

К вечеру подходим к исходной точке и ложимся на грунт. Мины будем ставить ночью, при полной воде.

Около полуночи всплываем. Еще раз проверяем место лодки по чернеющим мысам и вершинам гор, благо ночь сравнительно светлая. Убедившись, что отклонений нет, даем ход, медленно двигаемся под электромоторами.

Вот и исходная точка. Сбрасываем первую мину. И тут же погружаемся, продолжая ставить минное заграждение на глубине: осторожность не помешает. Расчет прост: если поставленную в октябре мину и подтащило (течением, волной) к нашему курсу, то лодка лишь коснется минрепа. А это еще не означает взрыва (у наших мин нет антенн, как у немецких противолодочных), да и взрыв мины над лодкой менее опасен, чем под ней. И все же напряжение экипажа огромно. Мы-то знаем — советская мина пострашнее немецкой. И кто из экипажа не отсчитывает про себя каждую сброшенную!.. Все мы с нетерпением ждем, когда из трубы вывалится последняя. Но вот с облегчением воспринимаю доклад из кормового отсека:

— Двадцатая вышла!

Целый час отходим от заграждения, а затем всплываем на поверхность и запускаем дизели.

За ночь мы переместились на запад, в другой район. Шли вдоль берега, в близком от него расстоянии, но противника не обнаружили.

Пузырь в минных трубах

До рассвета, как обычно, даю команду к погружению. В момент погружения нос лодки неожиданно начинает проваливаться. Что это значит? Перекладка горизонтальных рулей и перекачка воды из носа в корму не возымели должного действия — дифферент катастрофически нарастает. Палуба принимает такой уклон, при котором уже нельзя стоять. Мы хватаемся за что попало, чтобы удержаться. Из-под настила и закутков вылетают когда-то потерянные инструменты, гаечные ключи и со звоном летят к носовой переборке.

— Продувать носовую группу балласта! Оба полный назад!

Мичман Василий Леднев, цепляясь за стойки и трубы, перебрался от водяной станции к воздушной. Перекрыв кормовую магистраль, он начал крутить большой штурвал клапана общего продувания балласта.

Трубы, по которым устремился воздух, уже покрылись инеем, а нос лодки продолжает по инерции погружаться. На шестидесятиметровой глубине лодка, сдержанная задним ходом, мягко упирается в грунт и сразу же начинает стремительно всплывать, выпрямляя корпус.

Поднимаюсь по трапу и говорю Горчакову:

— Доложите причину дифферента и время готовности к погружению! И быстро — минута на размышление!

Только выбрался на мостик, как снизу слышу доклад:

— В минных трубах оказался воздушный пузырь. Воздух выпущен, можем погружаться!

Тут же отдаются нужные команды. Задраив люк, возвращаюсь в центральный пост.

— Заполнить главный балласт!

Лодка ушла на глубину без каких-либо эксцессов и была тщательно удифферентована.

— Много пролилось электролита?