В чертогах марсианских королей

– Всю прошлую неделю мы лечили ее электрошоком, – сказал Барроуз и беспомощно пожал плечами. – Знаю, что об этом говорят ваши преподаватели. Это не было моим решением. Просто не существует иного способа достучаться до таких людей. Когда у нас заканчиваются доводы и убеждения, мы пробуем шок. Ей на пользу он не идет. Ее психоз остается таким же защищенным, каким был всегда.

Он покачался на пятках, хмурясь.

– Полагаю, вы можете спокойно войти. Вы в полной безопасности. Ее враждебность направлена только на мужчин.

Он кивнул санитару в белом комбинезоне, похожему на нападающего «Национальной футбольной лиги», и тот повернул ключ в замке. Открыв дверь, санитар шагнул в сторону, пропуская Эвелин.

Барбара Эндикотт сидела на стуле возле окна. Через него струился солнечный свет, и тень от решеток перекрестьями падала на ее лицо. Она повернулась, но не встала.

– Здравствуйте, я… Эвелин Уинтерс.

Женщина отвернулась, едва Эвелин заговорила. Ее уверенность, и без того слабая в этом недружелюбном месте, грозила покинуть ее полностью.

– Я хотела бы поговорить с вами, если не возражаете. Я не врач, Барбара.

Женщина повернулась и посмотрела на нее.

– Тогда почему на вас этот белый халат?

Эвелин посмотрела на свой лабораторный халат. Она чувствовала себя глупо в этом дурацком одеянии.

– Они сказали, что я должна его носить.

– Кто такие «они»? – осведомилась Барбара с намеком на усмешку. – Да у вас паранойя, милочка.

Эвелин немного расслабилась.

– Ну, этот вопрос должна была задать я. «Они» – это персонал этой… клиники. – «Расслабься, черт побери!» Увидев, что Эвелин не врач, женщина стала вполне дружелюбной. – Думаю, это для того, чтобы отличать меня от пациентов.

– Верно. Будь вы пациентом, вам дали бы синюю одежду.

– Я студентка. Они сказали, что я могу с вами поговорить.

– Так валяйте.

Тут она улыбнулась, и это оказалась настолько приветливая и нормальная улыбка, что Эвелин улыбнулась в ответ и протянула руку. Но Барбара покачала головой.

– Это мужское, – пояснила она, указывая на руку. – Видишь? Мол, у меня нет оружия. Я не собираюсь тебя убить. Мы в этом не нуждаемся, Эвелин. Мы женщины.

– О, конечно. – Она неуклюже сунула руку в карман халата, сжала кулак. – Можно мне сесть?

– Конечно. Здесь только кровать, но она вполне жесткая, выдержит.

Эвелин села на край кровати, положив на колени папку и блокнот. Балансируя на краю, она обнаружила, что все еще удерживает вес тела на пятках, готовая вскочить в любой миг. Унылость палаты неприятно подействовала на нее: она увидела шелушащуюся серую краску на стенах, желтое оконное стекло в нише за сетчатым экраном, прикрепленным к стене серыми болтами. Пол был бетонным, сырым и неприятным. В комнате слышалось легкое эхо. Единственной мебелью были стул и кровать с серыми простынями и одеялом.

Барбара Эндикотт оказалась маленькой брюнеткой с гладким совершенством черт лица, которое напомнило Эвелин восточных женщин. Кожа бледная, вероятно, после двух месяцев в палате. Но здоровье у нее было крепкое. Она сидела в пятне солнечного света, впитывая те лучи, что проникали через стекло. Одета в голубой купальный халат на голое тело, подпоясанный на талии, на ногах матерчатые шлепанцы.

– Значит, я ваше задание на сегодня. Вы сами меня выбрали или кто-то другой?

– Мне сказали, что вы разговариваете только с женщинами.

– Это так, но вы не ответили на мой вопрос. Извините. Я не намеревалась заставить вас нервничать, честно. Я больше такой не буду. Я вела себя как сумасшедшая.

– О чем вы?

– Вела себя вызывающе, агрессивно. Говорила все, что хотела. Так себя здесь ведут все безумные люди. Но я, разумеется, не сумасшедшая.

Она подмигнула.

– Я не смогла бы понять, разыгрываете ли вы меня, – призналась Эвелин и внезапно ощутила себя гораздо ближе к этой женщине. Это была ловушка, в которую легко угодить – думать о психически неуравновешенных людях как о слабоумных, лишенных умственных способностей. В этом смысле с Барбарой Эндикотт было все в порядке. Она была способна проявить тонкость ума.

– Конечно же я сумасшедшая, – сказала она. – Иначе меня бы здесь не заперли, верно?

Она улыбнулась, и Эвелин расслабилась. Напряженность в спине ушла, кроватные пружины скрипнули, приняв вес ее тела.

– Хорошо. Хотите об этом поговорить?

– Не уверена, что вы захотите слушать. Вы ведь знаете, что я убила мужчину?

– А это так? Я знаю, в суде полагают, что да, но они поняли, что вы не в состоянии предстать перед судом.

– Ладно, я его убила. Я должна была выяснить.

– Выяснить что?

– Сможет ли он ходить без головы.

Ну вот: она опять стала чужой. Эвелин подавила дрожь. Женщина произнесла это так здравомысленно, явно не пытаясь ее шокировать. И действительно, ее слова не подействовали на Эвелин настолько сильно, как могли бы это сделать несколько минут назад. Она испытала отвращение, но не испуг.

– И что заставило вас думать, что он может оказаться способен на такое?

– Это не важный вопрос, – упрекнула она. – Возможно, он не важен для вас, но важен для меня. Я бы не проделала такое, если бы мне не было важно знать.