В ЧЕСТИ И БЕСЧЕСТИИ

- Знавал я одного... ну, положим, персонажа, - полковник Любимов, не глядя на Грибоедова, мерил шагами незанятое пространство камеры. - Умен был и образован сей мимолетный, знакомец мой, тонкие порой высказывал афоризмы - не в бровь, а в глаз, как говорится. Умен, повторяю, но умен каким-то не своим умом.,.

- Чужим, что ли? - уточнил Завалишин. - И вы, полковник, нашли это удивительным? У нас, к примеру, Пушкиным умнеют даже и те, кто положительно умнеть не способен.

- Не то чтобы удивительным нахожу... Своего ума этому персонажу недоставало даже на то, чтобы понять, каким ничтожным людям он сообщает тонкие мысли. Вот в чем несуразность моего персонажа. И ведь не буфетчик какой, право...

- Видно, он счел за благо, более всего вам сообщить таких мыслей, - ядовито отозвался Грибоедов, и Завалишин захохотал, ворочаясь на койке и пристанывая сквозь смех: "А как не полюбить буфетчика Петрушу!.."

Любимов остановился, каменно уставился на пишущего Грибоедова и едва было не вскипел, но отчего-то быстрое это перо поэта, свободно бегущее по казенной бумаге, сбило его с мысли, и он только пожал плечами, так и не найдя, что ответить.

Грибоедов же неустанно искал свои ответы на заданные в крепости вопросы, выстраивал извлеченные из памяти безопасные, как ему казалось, подробности по каждому из вопросных пунктов, называя тех, кого знал хорошо, кого шапочно, с кем только однажды встречался и уже успел позабыть. Поскольку всё это и без него было известно следственной комиссии, то для чего глупо отпираться и не признавать приятельских отношений и общих литературных пристрастий с некоторыми из заговорщиков, знакомство с коими вплоть до недавнего времени, всем было приятно и лестно? А то главное, чего хотят у него дознаться, обойти, прикрыть несущественными признаниями, взвешивая начерно, каждое слово и создавая именно то впечатление, какое оно должно произвести на вопрошающих. В этом, собственно, и состоит мастерство сочинителя. Чистые труды...

- Что это вы так много пишете, сударь? - услышал он негромкий, густой голос и поднял глаза, внутренне еще воображая перед собою окаменевшего гвардейского полковника Любимова. Вы, кажется, с ума сошли! - сказал ему другой полковник, успевший с доброжелательной бесцеремонностью пробежать цепким взором черновик Грибоедова.

Я никак в толк не возьму, чего вы все от меня хотите...

От этого беспомощного полу-вскрика в помещении установилась напряженно внимающая, тишина.

Это уже крайняя степень неучтивости, - голос Грибоедова дрожал, иссякая гневом, глаза помаргивали, он выглядел смешным в своем вяловатом гневе, но досказал, дослал угрозу: - Я, наконец, потребую удовлетворения! Да-с...

- Драться на табуретках! - веселился флотский Завалишин.

- Сходиться с шести шагов.

- С четырех, - поправил его остывший Любимов, - где это вы шесть насчитали?

- Немедля уничтожьте всё, что успели написать, — так же доброжелательно, но строго сказал полковник. - Помните, первые показания особенно важны. Признав какие-либо факты, пусть и не близко к делу относящиеся, вы будете обязаны... Вы психологически обяжете себя сделать и шаг следующий, не сможете его не сделать - вы будете вспоминать и вспоминать. Это конец. Факты легко отделимы от всего остального, а у вас они как на ладони.

- Да что же это? Вздор вы говорите. Ведь им уже известно, что я, с кем, и прочее.

- Вы не пытайтесь сейчас собраться с возражениями, - прервал его полковник. - Задайтесь своим же вопросом: а судьи, кто?.. У вас на всё должен быть один ответ: знать не знаю, ведать не ведаю. А это всё сожгите тотчас.

Грибоедов распустил душивший его шарф, поправил очки и не очень решительно скомкал черновик.

- Вот так, Александр Сергеевич! - улыбнулся полковник и придвинул плошку с огарком сальной свечи. - Теперь жгите.

- Кто вы? - спросил Грибоедов, внимательно; разглядывая смугловатое, черноусое лицо полковника, который был скорее моложав, чем молод.

- Беда какая! - снова улыбнулся тот. - Не представился... Знаете ли, меня тоже отчего-то заподозрили в злоумышлии по этому делу и не стали слушать возражений. Я же; как и вы, знать ничего не знаю и ведать не ведаю. Кстати, не угодно ли вам на следующей неделе прогуляться по Невскому, а затем приятно посидеть в кондитерской Лоредо? Может статься, встретите там кого-нибудь из добрых знакомых - из тех, допустим, кто помог бы избавиться от других ненужных бумаг. Я попробую это устроить через капитана Жуковского. Так что же?

- Кто вы?

- Полковник Липранди, ваш покорный слуга, - слегка кивнул ему черноусый. - Иван Петрович. Имел удовольствие читать, вашу пиесу. Получил удовольствие, хотя и не всё нахожу верным. Итак, что вы думаете по поводу предложения?

- Я думаю, что вы не тот, за кого себя выдаете! - запальчиво ответил Грибоедов, катая в ладонях черный, невесомый комок отпылавших на свече признаний.

- Не тот, вы правы, - спокойно согласился Липранди. - Я не тот, за кого вы меня принимаете.

- Какой загадочный ответ! -насмешка в голосе уже мешалась с отчаянием.