— Спаси… Подожди, как ты… Ладно, завтра поговорим. Спокойной ночи, скоро полночь.
Я схватила разнос и помчалась к лестнице, расплескивая чай по полу. Вдогонку я как будто бы услышала: «Давно полночь».
Мишель сидел на кровати, укутавшись в одеяло. Его всё ещё пробивала лёгкая дрожь. Меня, честно говоря, тоже. Я поставила разнос на прикроватный пуфик и протянула ему чашку. Он благодарно принял её и тут же отвёл взгляд. Я смотрела на него с недоверием и лёгким злорадством. Его вымученный вид вызывал противоречивые чувства: с одной стороны, было приятно видеть, что он способен чувствовать боль утраты, с другой, я не верила ему. Старалась не верить. Если не поверю, то смогу и дальше презирать его. А вот если поверю, если буду такой дурой, что поверю… Значит, поверю и во всё остальное. Значит, Бран окажется прав, и я буду слишком предана Мишелю, чтобы действовать против него.
— Извини, что нагрубила. Это самое настоящее, что есть во мне… Ты согрелся?
Он промолчал и сделал ещё пару глотков.
— Кто-то перерыл все мои вещи, пока нас не было дома. Есть предположения?
Мишель безразлично покачал головой и продолжил молчать.
— Завтра же с утра отопри ту комнату. Отопрёшь? Да? Пойду я, доброй ночи…
Я пошла к двери, чувствуя сильное облегчение, что всё же не поверила ему, как услышала звук бьющейся посуды. Я обернулась и увидела, что Мишель сидел в той же позе и держал свою чашку в руке, а вот разнос, чайник и миска со сладостями теперь валялись на полу.
— Ты можешь немного поговорить со мной? — спросил он, не поднимая глаз.
— О чем? — Чтобы не выдать заинтересованности, я всё-таки дошла до двери и уже приоткрыла её.
— О чём угодно. Мне кажется, что я больше не могу, Полли, я устал.
Я зло ущипнула себя. Было больно, но не помогло. Я всё равно осталась. Закрыла дверь и села на пол.
— Ты был очень привязан к ней, да? Тебя сильно подкосило…
Он совсем невесело усмехнулся и тоже сполз на пол, оказавшись напротив.
— Не помню, чтобы хоть раз говорил ей, как она мне дорога. — Мишель вытянул руку, подобрал с пола раскрошившееся печенье и закинул его в рот. Вот теперь я поверила, что он обожает сладкое. — Незадолго до твоего приезда мы сильно поругались. Всё улеглось как-то само собой, но по-настоящему мы так и не помирились.
— Как долго она работала здесь?
— Девятнадцать лет.
— Серьёзно? Это большой срок. Но это значит, что она всё это время жила вдали от своей семьи?
— Её семью убили. Однажды сумасшедший сосед ворвался в дом и залез в комнату к их маленькой дочери. Муж Дианы пытался драться с ублюдком, но был зарезан. Малышку постигла та же учесть. Придя с работы, Диана нашла их тела на кухне. Этот зверь усадил их за кухонный стол, а сам надел её фартук и стал готовить ужин. Наверное, кто угодно свихнулся бы, увидев такое, но Диана не растерялась и зарубила его ножом для мяса. С тех пор она носила траур. Диана хотела быть похороненной рядом со своей семьёй. Поэтому я… — он тяжело сглотнул. — Наверное, она просто устала скучать.
Странно, почти невозможно, безумно, но то, что рассказал мне Мишель, я уже знала где-то в глубине души. Я смахнула горькую слезу и похлопала его по плечу. Вышло как-то неловко.
— Мне было восемь, когда она приехала сюда. Такая вся строгая и правильная. Ни одна моя выходка не могла вывести её из себя. Но иногда она и сама чудила, — он тихо рассмеялся, — купила жёлтый кабриолет, уродский до ужаса, и очень важничала. Не помню, почему она его продала… Странно думать, что её больше нет.
— Сначала будет тяжело, но ты справишься. Просто твою жизнь ждут перемены.
— Да, очень большие… — Мне не понравилось, как он это сказал, но я сделала всё, чтобы прогнать нехорошие мысли.
— А тот мужчина? Почему он ударил тебя?
— Он считает, что это я виноват в её смерти.
— Почему он так считает?
— Я не знаю. Я не помню.
— В ту ночь миссис Беккер говорила со мной. Она попросила рассказать о себе, а потом сказала, чтобы я не уезжала до самого конца.
— Что это значит?
— Я думала, ты мне расскажешь.
Он виновато пожал плечами и почему-то оказался намного ближе.