В чём измеряется нежность? (СИ)

Лицо Мари исказило отчаяние, в голове не осталось ни единой мысли, улица погрузилась во мрак, лишь упрямый свет фонаря падал на каштановую макушку и протянутые к ней ладони. Сделав глубокий режущий вдох, она достала пистолет и направила его в сторону опешившего Коннора. По её неподвижному лицу градом скатывались слёзы, пальцы тряслись, но уверенно сняли оружие с предохранителя и взвели курок. Безумие. Ночной кошмар. Неужели это так просто ― сжать чью-то жизнь в кулаке? Неужели так просто ― направить дуло в сторону дорого человека?

На сердце так погано, что кажется, будто сегодня кто-то непременно должен умереть.

Абсурд. Сумасшествие.

― Ты не знаешь, что я сегодня сделала, ― задыхаясь, пролепетала Мари.

«Какой же ты замечательный. Чистый, заботливый, внимательный, добрый, нежный. В тебе запрограммировали совершенство. Как я могу погубить всё это? Как я могу сказать, что натворила? Как могу признаться, что позволила совратить себя? Во мне запрограммирована мерзость. Как, должно быть, я жалко выгляжу сейчас с этим проклятым пистолетом… Господи, что же я делаю?»

― Ты ничего не знаешь, не знаешь!.. Не знаешь, что я сегодня сделала, ― не переставая бормотала она.

Внутри голодной чёрной пасти устремлённого на него дула сверкали огоньки моста Амбассадор, блестела ледяная водная гладь, снег безмятежно укрывал заиндевелую землю, и сквозь горькую усмешку родной голос спрашивал: «Что будет, если я спущу курок? Ничего? Пустота?..» Но точно так же, как в тот далёкий миг, было ясно одно ― Мари не выстрелит. Тёплые пальцы мягко сомкнулись вокруг тонких запястий, и Коннор медленно опустил её руки вниз, затем забрал пистолет, поставил на предохранитель и убрал в свой карман. Он видел ― она была в шоке, совершенно не понимала, что творит, и ярость внутри него необратимо вытесняла горечь, вселяла решимость найти того, кто причинил ей вред.

― Мари, ― ласково обхватил её за плечи, ― скажи, что произошло?

― Паук догнал меня.

Все звуки умерли. Время остановилось. Казалось, компьютер в его мозгу шипел и искрился, уничтожая живые ткани вокруг себя. Память закипала воспоминаниями, десятки голосов собирали по кусочкам истину и насмехались над бесполезным и никчёмным андроидом-детективом. Коннор поглядел вдаль, за плечо Мари, со всей ясностью и ужасом осознав, откуда она пришла.

«…Забери меня отсюда…

…Он бы вот-вот схватил, схватил и сожрал бы меня!..

…Знаешь, быть может, паук — это действительно лишь игра детского воображения, едва ли он реален. Но человек, сделавший с ней это, — реален…

…Я благодарна дяде Робу за то, что он мне психолога порекомендовал два года назад, знакомый там его какой-то из университета. Таблеток кучу мне выписал в своё время, беседы проводил…

…Роберт тогда в гости заявился впервые за год молчания…

…Моя любимая девочка!..

…Вряд ли робот способен воспринимать обворожительную Марию как женщину. Как объект страсти и вожделения…

― Любопытная брошь.

― Эта-то? Моя любимая. Она уже так давно со мной, даже и не помню, сколько точно…»

В её потускневшем взгляде, на измазанном косметикой заплаканном лице Коннор увидел свой провал, фатальный машинный просчёт и злую неизбежность. У него было всё, чтобы помочь испуганному ребёнку, прогнать любые страхи, но он облажался. Он подвёл свою Мари.

Дыхание участилось, диод бешено замерцал жёлтым. Коннор отступил и вновь растерянно поглядел вдаль, на зловещие брызги бледных фонарей в конце улицы. Эта ночь не закончится здесь ― теперь он точно знал. Как и то, где ему следует быть.