В дебрях Африки

13 июля в 9 часов достигли своего старого лагеря на берегу Итури, напротив ставки Угарруэ, но, глядя на селение с противоположного берега, мы ясно видели, что оно совершенно опустело и заброшено. Поэтому не было никакой надежды получить здесь сведения о наших пропавших гонцах или о майоре и его людях. Мы продолжали путь берегом реки, где каждая особенность, каждый мелкий приток, каждый изгиб были нам так хорошо знакомы по прежнему походу и лагерным стоянкам.

На другой день провианта больше не было, мади умирали на дороге по два и по три в день. Так пришли к водопадам Амари. Как только устроили лагерь, бросились искать съестного. В ближайших окрестностях совсем ничего не нашли, потому что перед нами тут уже прошел Угарруэ с шестью сотнями своих людей, и конечно, они поели все, что было, и даже им, очевидно, было слишком мало этого, судя по множеству человеческих скелетов, виденных нами на его старом становище. Но дальние расстояния не пугали наших молодцов, побывавших на Ньянце: они выбрали тропинку, пролегавшую к югу, шли по ней несколько часов и напали на холм, у подошвы которого разведена была обширная и великолепная плантация бананов. Позднею ночью они вернулись с этой доброй вестью и натащили с собой образцов громадных плодов; глядя на них жадными глазами, мы с восторгом мечтали о предстоящем пиршестве, главным элементом которого должны были служить ароматные плоды.

В такое голодное время, имея в виду соседство такой изобильной поживы, нечего и говорить, что мы решились тут дневать. С раннего утра в лагере остались только часовые да больные, а все остальные отправились за фуражом. К вечеру все вернулись нагруженные добычей: иные вдвоем несли гигантские гроздья бананов, напомнив мне старинную гравюру, изображающую Калеба и Иисуса Навина, несущих виноград Эшкольской долины. Более догадливые, впрочем, тащили еще большие запасы провизии, позаботившись на месте очистить и нарезать плоды ломтями, чтобы не перетаскивать лишних стеблей и шелухи, а прямо готовить материал для просушки. Покуда они ходили за бананами, слабосильные, оставшиеся в лагере, заготовили деревянные решетки и собрали топлива, чтобы всю ночь сушить банановую мякоть над огнем. Сушеная мякоть употребляется для изготовления лепешек и очень вкусной густой или жиденькой каши. Самые лучшие экземпляры мы отобрали, чтобы дать им дозреть и после приготовлять из них сладкий пудинг или нечто вроде сладкого соуса к каше.

16 июля продолжали путь берегом реки, стараясь придерживаться нашей прежней дороги, и через семь часов пришли к быстринам выше водопадов Наваби. На другой день миновали эти водопады и, осмотрев место, где потонули наши челноки, убедились, что их оттуда вытащили. Через четыре часа пришли к своему прежнему лагерю у пристани Авембери. Тропинка наша значительно улучшилась вследствие того, что с тех пор, как мы прорубили ее через кусты с помощью своих сорока топоров, по ней прошла не одна тысяча ног. По дороге попадались опять скелеты, к числу которых вскоре должны были присоединиться и наши хилые носильщики-мади: всякий день они падали, чтобы уже больше не вставать. Что мы ни говорили им, как ни толковали, ничем нельзя было их убедить запасаться едой на завтра: дашь ему десяток бананов, он в восторге и уверяет, что это неисчерпаемый запас, но съедает их тут же и к вечеру, смотришь, опять голоден. Единственным средством поддерживать их существование было почаще останавливаться и давать им наедаться досыта. Поэтому мы два дня стояли у пристани Авембери, чтобы дать отдохнуть и оправиться изнемогающим мади.

20-го шли семь с половиною часов и стали лагерем за несколько километров от порогов Бафиадо. На пути лишились одного занзибарца и четырех мади. Один из последних был их старшиною; он страдал от раны на ноге, наткнувшись на острый кол. Мы хотели выступать дальше, но он объявил, что намерен умереть тут, созвал своих соплеменников, роздал им свои браслеты, кольца, обручи, ожерелье и серьги из полированного железа, потом преспокойно лег и, нимало не меняя выражения лица, расположился умирать.

Это было, пожалуй, великолепно, но, по-моему, было бы гораздо лучше, если бы он бодро продолжал бороться с трудностями пути, чем так упрямо предаваться смерти.

Через три часа нам попался челнок, в который можно было поместить наиболее слабых. До вечера нашли еще три челнока и посадили в них почти всех хворых. Жестоко было бы останавливаться и посылать людей назад за умирающим старшиной, тем более, что вряд ли они застали бы его в живых: обыкновенно, как только наш караван окончательно выходил из лагеря, в него врывались толпы дикарей, которые, конечно, не задумались бы над тем, чтобы ударом копья прервать жизнь и так уже еле живого человека, покинутого ушедшим отрядом.

21 июля переход был очень короткий, шли только два часа. Угарруэ также останавливался у водопада Бафиадо, и притом, должно быть, на несколько дней, судя по тщательному устройству лагеря, который издали можно было принять за большой город, занимавший берег реки до водопада.