В дельте Лены

Бартлетт, действуя согласно полученному приказу, выехал вовремя и вопреки протестам туземцев, старосты и казачьего командира. По его словам, когда они отправлялись в путь, был ужасный шторм, а сани были тяжело нагружены, и олени с трудом могли идти по глубокому снегу. Из-за обычных в таких путешествиях задержек Бартлетт вырвался вперёд всех вместо того, чтобы держаться сзади, и тем временем последние в очереди упряжки начали застревать в глубоком снегу и рваться в упряжи, съехали с пути, взбежали на берег и убежали в лес, опрокидывая сани и рассыпая на бегу поклажу. Как только это обнаружили, в погоню за беглецами была послана одна из упряжек, которая нашла беглецов лежащими в снегу, с санями, основательно застрявшими среди деревьев. Затем, собрав, наконец, упряжки вместе, они заночевали в новом жилище Кузьмы, недалеко от Эекита, а на следующий день продолжили путешествие без особых задержек до Кумах-Сурта, где дождались прибытия наших долгожданных собачьих упряжек. Они провели не одну ночь в снегу, и вместе со всеми миссис Портнягина. Она всегда бодра и весела и хорошо справляется с готовкой нашей пищи, тем более, что меню её довольно незатейливое: варёная или жареная рыба, да оленина, тоже варёная или жареная, а жарится она прямо на углях.

Мы везли с собой много смеси сливочного масла и топлёного сала, называемых здесь «верхоянским маслом», на котором мы жарим рыбу и добавляем в жареную оленину, так как мясо это очень постное, сухое и жёсткое. Я посвятил Ипатьева в секрет жареного на углях бифштекса, должным образом посоленного, поперчённого и смазанного жиром, и он поклялся, что, когда вернётся домой, посвятит весь свой досуг приготовлению бифштексов.

Я теперь вспоминаю день в Верхоянске, когда Кочаровский сообщил мне, что на ужин у него будут бифштексы, подаваемые горячими, как любят англичане. Я ожидал, конечно, превосходного угощения; но представьте себе моё удивление, когда в центре стола была установлена чугунная сковорода (та же самая, в которой жарилось мясо) диаметром около фута и глубиной около трёх четвертей дюйма, на специальной деревянной подставке. Она была доверху наполнена брызжущим кипящим жиром содержимым. А стейки, божественные создания высокой кухни! – это были маленькие кубики говядины в три четверти дюйма, подрумяненные, как пончики, и мне едва ли нужно говорить, как я был разочарован и у меня пропал аппетит. К большому удивлению Кочаровского, я положил себе что-то другое, а присутствовавший на ужине Лион объяснил ему разницу между английским и сибирским стейком. Во время ужина я увидел, как Кочаровский и Лион столовыми ложками поглощают расплавленный жир прямо со сковороды, и заметил им, что это невероятно, что они могут делать такое, по крайней мере, без тошноты. Они рассмеялись и сказали, что это хорошо согревает в холодную погоду; а Кочаровский затем рассказал мне, что якуты очень любят горячее масло, утверждая, что один человек может выпить его полпуда, или двадцать русских фунтов (это около восемнадцати английских фунтов и восемь унций). Поскольку я этому не поверил и прямо сказал об этом, он послал своего казака найти какого-нибудь якута и приказал растопить полпуда сливочного масла для нашего эксперимента.

Когда якут пришёл, Кочаровский сообщил ему об открывшейся перед ним прекрасной возможности, а затем, предварительно угостив рюмкой водки, вручил ему глиняный кувшин с маслом. Широкая довольная улыбка осветила лицо туземца, он прильнул к кувшину и стал глотать масло, как будто это было простая вода. Немного передохнул, и, отдышавшись, закончил все полпуда – сосуд был пуст! Кочаровский спросил, не хочет ли он ещё. Нет, масла, по крайней мере, ему уже не хотелось, но он с удовольствием выпил бы ещё рюмочку водки. Получив желаемое, он раскланялся и ушёл.