В День Победы

— Как?.. Что же это такое?.. Детей от родной матери?.. Да какое у вас на это право?.. Или вы сами не мать?.. Постыдились бы, посовестились!.. Разве можно?..

— Мне нечего стыдиться, — сказала непрошеная гостья, вздохнув, и тронула дужку очков. — Это вам надо было раньше думать.

— Да как же?.. Я ведь у них есть!.. Отец на войне погиб!..

— Ах, милая! — воскликнула женщина с досадой. — Вы думаете, мне это легко? Сердце разрывается!.. Но я уполномочена. В конце концов вы сами виноваты. Никто не позволит вам мучить детей.

Некоторое время старший сын не вмешивался. Но его пренебрежение к матери и пожелание ей зла за все обиды оказались нестойкими.

— Подожди ты, мамка, — сказал он и увел от инспектора детей. Настя все же успела подсказать женщине:

— Ты нас забери, когда мамки не будет.

— Никуда они не пойдут, — произнес Вениамин.

— Не надо бы тебе, мальчик, вмешиваться, — сказала инспектор. — Ты лучше отвечай за себя. С тобой нам тоже надо поговорить.

— Про колонию, что ли?

— Да, об этом. Ты состоишь на учете в милиции. В колонии не так уж плохо. Тебе было бы там не хуже, чем дома.

— Где мне хуже, а где мне лучше, это мое дело, — ответил Вениамин с чувством достоинства. — Дома, тетенька, мне, например, лучше. Отправить хотите, отделаться от меня… Только с маленькими что будет? Подумали вы как следует?..

— Чудной ты, мальчик, какой-то, — усмехнулась инспектор.

— Это ты, тетенька, так думаешь, что я чудной, — сказал Вениамин неуважительно. — А вот они, дети, думают по-другому. И в детдом они ни в какой не пойдут. Будь уверена. С матерью останутся и со мной. Конечно, покажи им конфетку — пойдут. Дураки ведь. Ну ладно. Ты их поспрашивала, вот и я хочу спросить. Настасья, хочешь, чтобы мамки у тебя больше никогда не было? Интересует это меня очень. А вы, головастики?.. И чтобы я с вами больше не жил…

Вместо ответа дети подняли рев. Гостья поерзала на стуле и кашлянула.

— Вот тебе и пожалуйста, — сказал Вениамин. — А ты говоришь, суд. Никакой суд не отсудит у матери родных детей, если они сами без нее не желают.

— Я бы тоже этого не хотела, — сказала женщина серьезно.

— Иди, тетенька, домой. Я же тебе говорил: не беспокой нас больше.

— Хорошо, — ответила инспектор, завязывая тесемки на папке. — Я ухожу, — и обратилась к матери: — Не знала я, что у вас такой сын. Вам надо благодарить его.

Вениамин проводил ее до порога и сам открыл дверь.

— Так-то просто как-нибудь заходи, — попрощался он. — Чайку попить…

— Не плачь, — сказал он матери, но она внезапно схватила одного малыша, другого, прижала к себе, но тут же обоих оттолкнула и взялась за голову. — Не плачь ты!.. — повторил Вениамин.

— Перестань!.. Перестань!..

— Ну ладно. Ты сначала успокойся, — произнес он, покусывая губы.

— Замолчи! — закричала мать. — Не трогай! Защитник нашелся! Уходи от меня!..

Несколько дней у нее было диковатое выражение лица, точно оно застыло в тот вечер. Губы были сжаты. Жили только глаза, отражая страдание. Вида матери пугались маленькие, жались к старшему брату. Вениамин гладил детей по головам, чтобы успокоить.

Он пошел к директору школы. Попросил выйти стоявшую в кабинете учительницу и недружелюбно заговорил:

— Вы, что ли, все затеяли?

— Что, Вениамин?

— Чтобы детей у моей матери отобрали.

— Нет, мальчик, не я, — ответила Клавдия Тимофеевна. — Но если ты хочешь знать мое мнение, то я этому не удивляюсь.

— Разве не безобразие — отнимать у матери родных детей?

— Это несчастье, Вениамин. Но ты пойми этих людей. Разве они по-своему не правы?

— А меня в колонию?.. Тоже не вы?..

— Не я, — сказала Клавдия Тимофеевна. — Напротив, я считаю, в этом нет надобности. Ты достаточно самостоятельный человек. А на будущий год пойдешь в ремесленное училище. Как договорились.

Кажется, слухи о новых событиях в семье Чикуновых не достигли пока соседских ушей. Но необычный вид матери соседи заметили.

— Знаешь, дед, маленьких приходили у матери отбирать, — поделился Вениамин с ближайшим соседом, когда тот полюбопытствовал.

— Что ты! — в ужасе сказал старик и перекрестился. — Вот дело-то до чего дошло! Я-то думал, так болтали, у кого языки без костей! Докатилась сердешная!

— Не проговоришься кому?

— Нет, Венька! — обещал возчик. — Про такие дела разве можно? Я прежде язык себе выдеру, если он сам начнет говорить, когда я забуду! Ребятня бы, чего доброго, не проговорилась! Стыд-то какой!

— Пацанов из дому пока не выпущу, — сказал Вениамин. — А там, может, позабудут.

— В случае чего, я тоже пригляжу за ними, — сказал дед Аркадий…

Мать за короткое время переделала множество дел. Она работала до самоистязания, все с тем же остановившимся выражением лица: смела всю пыль в каморке с видимых и неприметных мест, чистила веником стены и потолок и не обращала внимания на то, что ребята чихали, наконец, подоткнула юбку и взялась мыть пол. Потом она заболела. На улице дул ветер, и уже бились о стекло сухие снежинки, напоминая, что заканчивается осень.