Маг скривился, когда его ухо было больно сжато.
— Нет, — поправил себя сару-рилл, слепо таращась в потолок, —
— Извините… господин…
— Кажется, мои братья не верят в твоё существование, — не обращал внимания старик, — но вот он ты, здесь. Удивительно. И что же ты натворил?
— Я… я ничего не…
— Неверно,
— Круторогих?
— Никогда не слышал? Сами себя они зовут
Тобиус оказался ни жив, ни мёртв, внезапная весть поразила его ровно молния.
— Где… вы такое слышали, господин?
Старик тихо закашлял:
— Воды.
На низенькой тумбе кроме свечи и блюдца с несколькими травяными шариков была ещё и миска. Тобиус взял скатанный из трав шарик, принюхался, узнал сложный сбор. Оставив лекарство, он подал сару-рилл воды и терпеливо ждал, пока закончатся мелкие глотки.
— Бедная женщина, — сказал старик, напившись, — столько сил на меня потратила, столько зелий извела, да всё зря. Незачем цепляться за жизнь в мои годы, тело разрушается, пора в землю.
— Вы Серебряный Монкнут.
— Самый старый из Серебряных Храмового города, — подтвердил слепец. — Я учил многих других Серебряных, когда они были послушниками. Я учил учителей некоторых молодых Серебряных тоже. Думаю, этим я заслужил некоторое почтение и потому, даже теперь, когда я не в силах исполнять свои обязанности, они стараются доводить до моего сведения всякое. Спрашивать моего мнения. Так я и узнал, что происходит снаружи,
Тобиус оказался потерян и молчал, не замечая, как пропало присутствие незримой и непонятной силы, как погасли глаза старца. Перед его внутренним взором мелькали неприятные, надо признать, воспоминания: прогнившее нутро крепости Га-Нор, в которой была умерщвлена тёмная сущность; усечённая пирамида, затерянная на болотах и обитатель саркофага, оказавшийся недостаточно мёртвым для своего ложа; хищная плоть, удовлетворившаяся тем, что нашла мага.
— Они пришли за мной.
— О чём прямо и сказали.
Маг сглотнул.
— Что вы будете делать?
— Я? — старик улыбнулся слабо, показывая остатки зубов. — Время моих деяний давно прошло, ныне деют другие. Но когда эти другие спросили меня, я дал им совет: взять оружие, сомкнуть ряды и дать врагу такой бой, который отвадит его от нашей земли ещё на тысячи лет. А лучше — изничтожить всех под корень. Круторогих осталось не так много, и они давно уже не множатся, хотя и от старости не мрут, вечные твари. Были бы силы, сам возглавил бы поход и истребил эту мерзость наконец, сделал бы мир чище напоследок.
— Их там неисчислимое множество. Пожиратели, хищная плоть… ещё бог знает что. Вы не должны платить такую обильную дань жизнями и…
— Мы были созданы, чтобы сражаться с чудовищами. Собрать паладинов, сжать кулак воли и очистить мир от этой мерзости… Думаешь, старику легко грезить о войнах, в которых он уже не поучаствует?
— Я думаю…
— Я знаю, о чём ты думаешь, если не лишён совести. Вот тебе совет: когда начнётся битва, уходи так далеко, как только сможешь. Ты послужил поводом для тяжёлого, но хорошего дела и наш народ наконец-то стряхнёт с себя грязь бессмысленных междоусобиц, объединится против общего врага. Ярон наплодил мерзости, как это он умел всегда, поверил, что теперь за ним великая сила, но это не так. С тех пор, как Господ не стало, их прихлебатели покрыты несмываемым позором и уничтожены в своём бессилии. Все вместе как было заповедано, плечом к плечу будем мы биться и сокрушим… жаль, что не я. Беги,
— Постойте! — воскликнул Тобиус. — Господа! Что за господа?!
Серебряный Монкнут вздрогнул всем своим иссохшим, но всё равно обширным телом, захрипел и испустил дух, превратившись из личности в предмет. Остаток свечи к тому времени прогорел, и маг оказался один в темноте рядом с мертвецом, но увы, не только с ним. Окрепли тяжёлые мысли, воспылали вопросы, разрослись сомнения.
Каким-то образом посреди нигде, посреди земель, прозванных Дикими, он один ухитрился стать причиной войны, которая обойдётся… во сколько жизней? Сотни? Тысячи? Тысячи симианов, не людей, а обезьян, далёких и чужих сыну Вестеррайха, должны будут положить свои жизни на то, чтобы избавить мир от чего-то очень дурного. И их лидеров такой исход вполне устраивал.
Только человека, ставшего причиной, почему-то нет.
Он просидел подле тела довольно долго, слушая собственное дыхание, собственные мысли, и пытаясь нащупать внутри Путеводную Нить.