В дни Бородина

– Милочка… – задыхаясь, сказала она, напряженно на меня глядя своими огромными светло-голубыми глазами, – я вас умоляю, верните меня обратно к моему отцу – этим вы сделаете мне величайшее благодеяние! Смилуйтесь, ведь у меня там остались любящий отец и маленький сын… – Она несколько раз выразительно моргнула и губы ее дрогнули. -Я вас обязательно вознагражу… так, как может вознаграждать только дочь монарха Австрийской империи, величайшего и сильнейшего государства в мире… – Последние слова она почти прошептала, после чего замолчала, опустив глаза. Грудь ее вздымалась; впрочем, к ее чести, она старалась не показывать своего волнения.

– И не просите о таком, – решительно ответила я, стараясь, чтобы мой голос прозвучал не холодно, а всего лишь строго, – ибо это невозможно. Когда дело касается интересов службы – наш Серегин неумолим. Для того, чтобы стабилизировать родную вам историческую последовательность, вы должны исчезнуть из нее, а ваш супруг должен жениться на другой женщине… – При этих моих словах она подняла голову и с беспокойством вглядывалась в мои глаза; видно было, что на ее языке вертится какой-то вопрос. Однако я, не дожидаясь его, продолжила: – Поэтому для мира, где остались ваш отец, сын и прочая родня, вы окончательно умерли, и ваше воскрешение признано нецелесообразным. – Тут я окинула ее взглядом с головы до пят и сказала уже с другим, более проникновенным выражением: – Считайте, что сейчас вы родились заново… и ваша нагота – всего лишь подтверждение тому. Идемте же со мной, в башню Мудрости, там я укрою вас от нескромных глаз и подберу какую-нибудь одежду на первое время.

И я, одарив ее полуулыбкой, развернулась и направилась к выходу.

– Вы сказали, в башню Мудрости? – переспросила Мария-Луиза, семеня за мной. – Какое интересное название…

Было такое ощущение, что разговором она просто пытается унять волнение и растерянность. Но я охотно поддержала беседу.

– А здесь все башни носят подобные интересные названия, – пояснила я, обводя площадь рукою по кругу, – башня Мудрости – это наша башня, вот она, смотрите; в ней живу я и мои гаврики. Вон та – башня Силы, там живет Серегин и там же располагается военный штаб. А вон та башня – Башня Терпения, в ней обитают монашествующие и священствующие, несущие утешение всем, кто его жаждет. Последняя же из башен – Башня Власти. Для большинства людей власть – это не послушный слуга, а требовательная и жестокая госпожа. С каждым, кто свяжется с властью, не имея на то особых талантов, постоянно случаются разные неприятные неожиданности, и особенно сильно это проявляется внутри одноименной башни. Если у человека, заночевавшего под ее кровом, за ночь не случилось никаких неприятностей, это значит, что он прирожденный властитель. Желающих жить в таких условиях находится мало, и башня обычно пустует… Сейчас она тоже стоит незанятая, поэтому там оставил свои вещи ваш бывший супруг.

– Мудрость, Терпение, Сила, Власть – это все присуще людям… – задумчиво произнесла Мария-Луиза. – Да, кстати – а как же любовь? Почему для нее не построено хотя бы маленького домика?

– Бывшие обитатели этого места не представляли себе, что такое любовь, – ответила я, не оборачиваясь на свою собеседницу. – Во главе всего ставили власть и силу, господство которых мудрый должен переносить с терпением и покорностью…

Желая дать ей обозреть панораму, а также для того, чтобы дать ей возможность прочувствовать мои слова, я чуть приостановилась, и только тогда взглянула на супругу Бонапарта.

– Ах, какой ужас, милочка! – всплеснула руками Мария-Луиза, отчего полы ее плаща разлетелись в стороны как крылья птицы, открывая тело – белое, точно сделанное из мрамора, уже начавшее слегка оплывать. – Как же можно жить без любви, или хотя бы без надежды на любовь? Я бы так не смогла…

Спохватившись, она поспешно запахнула плащ, слегка при этом покраснев.

– Ну, как вам сказать… – пожала я плечами в ответ на ее слова, – люди, о которых идет речь, жить без любви мужчины к женщине и женщины к мужчине смогли, но это кончилось для них плохо – они проиграли свою главную войну и все умерли. Их победители были ничуть не лучше, и с ними с тем же итогом пришлось разбираться уже нашему Серегину и его тевтонским союзникам. Нельзя нарушать заповеди Божьи и одновременно жить долго и быть при этом счастливыми.

– Нельзя… – вздохнув, эхом повторила Мария-Луиза. На лице ее появилось задумчиво-печальное выражение; пока она молча шла вслед за мной в башню Мудрости, ее губы слегка шевелились, словно она в мыслях сосредоточенно беседовала с самой собой.

Когда мы вошли внутрь, я приказала своей новой подопечной скинуть плащ, после чего придирчиво осмотрела ее тело со всех сторон. Ну да, диагноз такой же, как был у Елисавет Петровны – то есть совсем не айс! Беда с этими принцессами, которые никак не могут побороть свою страсть к сладкому, жирному и мучному.

– Что, сестрица Анна, – раздался за моей спиной звонкий голосок, – очередной котенок, подброшенный тебе Серегиным на перевоспитание?