Рождение сына стало для моего супруга главным событием его жизни. Он был так счастлив, что порой походил на безумного. Одновременно с тем он стал охладевать ко мне… Что ж, моя функция была исчерпана… У него стали появляться любовницы. А вскоре он двинулся войной на Россию… что и стало его роковой ошибкой. Ведь у этой станы, во много раз превосходящей все Европейские государства вместе взятые, есть начало, но нет никакого конца. Вторгнуться с армией в эту страну – все равно что бросить камень в омут без дна: сделать это сможет любой дурак, а вот вытащить обратно не сумеют и тысячи мудрецов. Поэтому я понимала, что ему не стоит этого делать, однако мой супруг был упрям. Он считал, что завоевание России необходимо для того, чтобы он обрел мировое господство, не для себя, а для нашего общего сына. Наш Шарль должен был стать императором не только Франции, но и всего мира.
Я понимала, что мне, как его супруге, надлежит переживать и беспокоиться за успех этого безумного предприятия. Но ничего подобного я не испытывала. Наоборот – при известии о несчастье мне, после короткого приступа страха, стало легко и свободно. Вот так – мой непобедимый супруг потерпел военное поражение и попал в плен к русским… Как я ни старалась, не могла найти для него в своем сердце ни малейшего сочувствия. Хотя некоторые угрызения совести там присутствовали… Но, глядя трезво на наши с ним отношения, я неизменно убеждалась, что не смогла бы быть с ним счастливой… А мне так хотелось любви! Хотелось познать истинное наслаждение в близости с мужчиной…
И я решила немедленно собраться и уехать в Австрию, к отцу. Что мне теперь делать во Франции? Я так и не смогла стать здесь своей. Гордячка-австриячка – шипят мне вслед придворные. На родине я сразу почувствую себя уверенно и спокойно. И все пойдет своим чередом… Надеюсь, что очень скоро у меня завяжутся близкие отношения с графом Нейпергом, с которым мы познакомились во время моей свадьбы с Бонапартом. Ведь он такой красавчик, хоть и одноглазый, и к тому же герой, всю жизнь воевавший с Корсиканским Чудовищем.
Я не хотела бы больше встречаться с Бонапартом, даже если русские и отпустят его. У меня нет злости на него, и я от души желаю ему всего самого лучшего, даже несмотря на обиду (которая уже начинает понемногу проходить). Я сама буду воспитывать своего сына и еще, возможно, выйду замуж за достойного человека. Не знаю даже, кем мне суждено остаться в истории для французов – любимой женой великого императора или чванливой чужачкой. Да и не все ли мне равно, ведь впереди у меня новая жизнь… Надо немедленно отдать приказ начать сборы, ведь здесь, в Тюильри, я не желаю оставаться даже на одну лишнюю ночь.
час спустя. Французская империя, Париж, императорская резиденция Тюильри.
Предотъездная суета в покоях Марии-Луизы достигла апогея, когда внезапно в коридорах императорского дворца раздались тяжелые шаги и лязг оружия, которые могли принадлежать только большой группе вооруженных мужчин. Служанки и придворные дамы, случайно оказавшиеся на пути процессии, с писком, будто испуганные воробушки, разлетались во все стороны, бормоча что-то вроде: «О, Боже мой, это же сам император!». Это действительно был император Наполеон, собственной персоной. Похудевший и злой, он стремительно шагал по коридорам Тюильри, сжимая в руке шпагу, и гвардейские часовые при его появлении вытягивались во фрунт и, отдавая честь, восторженно рявкали: «Да здравствует его императорское величество Наполеон Первый!».
Любим был своими людьми император Наполеон, любим, даже несмотря на то, что постоянные войны в Европе, в последнее время потерявшие всякий смысл, уже изрядно поднадоели народу, а непрерывные рекрутские наборы в буквальном смысле обескровили* Францию. И никого при этом не интересовало, как Наполеон одним махом смог преодолеть пространства отделяющие Париж от далекой бескрайней России, и что это за люди (двое мужчин и две женщины) бок о бок, в ногу идут рядом с Наполеоном. Самое главное было в том, что Император вернулся в Париж, и теперь все будет хорошо! И теперь он сам может поставить на место заносчивую австриячку, которую большинство ее новых подданных подозревали в измене, так же как и ее тетку, гильотинированную королеву Франции, жену Людовика Шестнадцатого Марию-Антуанетту.
Примечание авторов:
*