В дни Бородина

С каким же чувством триумфа я увидела, как он оживился, как загорелись его глаза, когда он впервые узрел меня! Да, мне практически сразу удалось сразить его. Никогда я не забуду этот момент – он, чуть подавшись вперед, откровенно разглядывает меня; я же, испытывая смущение, то и дело опускаю взгляд. Кроме того, я с изумлением обнаружила, что он выглядит совсем не так, как я себе представляла. Он отнюдь не казался чудовищем. В нем было что-то, чего не могли передать портреты; к моему собственному удивлению, он показался мне весьма привлекательным. И потому те слова, что отец наказал мне сказать ему при встрече, прозвучали совершенно искренне: «Вы лучше, чем на портрете…» Он ухмыльнулся – это вышло у него как-то неприятно, несколько покровительственно, словно он нарочно хотел уязвить меня. Да, вероятно, так и было – он с первой же минуты, еще не произнеся ни слова, уже дал мне понять, что я должна безропотно подчиняться его воле…

А уж то, что произошло дальше, было и вовсе унизительно для меня. Напрасно я надеялась, что он проявит уважение и соблюдет традиции. С ужасом я осознавала, что мой муж – грубый солдафон… Едва мы приехали В Брунау, он взял меня за руку и, с ног до головы окинув горящим взглядом, заявил, что раз я его жена, то он немедленно займется со мной главным делом… При этом его люди смущенно переглянулись, я же покраснела до кончиков ушей. Неслыханно! До чего он дерзок и бестактен! Когда кто-то попытался мягко вразумить его, он заносчиво ответил, что может позволить себе вести себя так, как сам сочтет нужным, и… и мы удалились в спальню.

Там, в покоях, он набросился на меня точно дикий лев. Нет, он не был слишком груб, но весь этот его чувственный порыв пугал меня, не давал опомниться. Я ожидала совсем, совсем другого… А он резкими движениями срывал с меня одежду. Овладевая моим телом, он шептал мне на ухо что-то непристойное… Я же дрожала, чувствуя себя безвольной полонянкой в жадных руках победителя, торопящегося воспользоваться моментом своего триумфа. И все это – с мучительным осознанием того, что там, за дверью, шепчутся и осуждающе качают головами его – а теперь уже наши – придворные.

Все, что он делал со мной, я терпела молча. Закричать или застонать – это значит потерять лицо. И только одна мысль билась в моей голове: «Неужели это теперь будет происходить только так – торопливо, без всякого оттенка чувств, точно у животных?» Мой муж фактически меня изнасиловал, когда взял меня – не спрашивая моего согласия и не пытаясь доставить мне удовольствие. Воистину Корсиканское Чудовище – дикарь и людоед… И сердце мое наполнялось тоской. При всем при этом я обнаружила, что супруг отнюдь не противен мне. И мне хотелось от него ласки, нежности, поцелуев, трепетных поглаживаний… Но ничего этого он мне не давал. Всякий раз, когда мы с ним оказывались в постели, мной овладевало мерзкое ощущение, что я для него – даже не человек, а просто красивая вещь; вещь, которую купили и теперь она обязана выполнять свое предназначение; вещь, которой просто пользуются, а когда она придет в негодность, ее просто выкинут на свалку.

Я много молилась, пытаясь примириться со своей судьбой, в то время как, по мнению других, мне следовало ощущать себя самой счастливой женщиной на свете. Но вместо этого я все больше приходила к выводу, что никогда мне не стать для мужа чем-то большим, нежели просто «утроба»… И горечь вползала в мою душу, отравляя существование.

Вместе с тем чувственность моя просыпалась. Но супругу не было до этого дела. Наверное, он считал, что я абсолютно холодна и не испытываю желания. Ну да, ведь он привык иметь дело с опытными женщинами…

Поскольку я не смогла забеременеть сразу, он стал вести себя просто оскорбительно, доводя меня до слез. Он кричал на меня, топал ногами… Говорил ужасные вещи! Да, таким оказался мой муж… Чудовище – не зря его так назвали. В минуты его бешенства меня спасало одно – глядя на него, я воображала его маленьким, с тряпичным телом; я кладу его на колени и хлещу по заднице… Наверное, это мысленная картина вызывала легкую улыбку на моем лице, потому что он, багровея от ярости и потрясая кулаками над моей головой, шипел: «Зачем я только женился на вас! Вы даже забеременеть неспособны! Вы холодная, кичливая особа! И еще смеете смеяться мне в лицо…»

Однако я не испытывала перед ним страха. Все-таки в какой-то степени он зависел от меня – никогда он не причинил бы мне вреда. Кроме того, он был одержим постельными утехами со мной – казалось, моя неискушенность только возбуждает его… Как хорошо, что Господь наградил меня привлекательной внешностью!

Когда стало точно известно, что я забеременела, он совершенно изменился. Теперь он едва ли не на руках меня носил, выполняя любые капризы. А мне было горько оттого, что для него ценность представляет исключительно будущий наследник, но не я сама… Однако я старалась примириться с положением вещей.