В дни Бородина

Собственно, мне не следовало бы жаловаться на свою долю. Насколько было мне известно, многим европейским принцессам везло значительно меньше, чем мне. Случалось, что кому-то из них в мужья попадался пьяница, кому-то – извращенец… ведь королевские браки по расчету учитывают все что угодно, кроме чувств и наклонностей будущих супругов. Наш, принцессин, долг состоит в том, чтобы жертвовать собой во имя интересов своей страны. Надо мной же, очевидно, светит счастливая звезда. Ведь в этом замужестве, в общем-то, все оказалось не столь ужасно, как могло бы быть. Но все-таки я смею думать, что заслуживаю лучшей доли… Ведь мое положение так зыбко. Сегодня я императрица Франции, а завтра как побитая собака буду вынуждена возвратиться к моему отцу, или вообще, подобно моей тетке Марии-Антуанетте, попаду на гильотину, и голова моя скатится в корзину с отрубями… Ведь мой супруг воюет сейчас в далекой России и недавно до нас дошло известие, что на ближних подступах к Москве он потерпел ужасающее поражение от русской армии и попал в плен. Узнав об этом, я испытала страх пополам с облегчением.

Да, я с детства ненавидела Бонапарта. Сначала революционный генерал, а потом и кровавый диктатор, принявший на себя императорский титул, он внушал ужас окружающим, неизменно одерживая одну победу за другой. Я только и слышала вокруг: «Корсиканское Чудовище»… Он, как хотел, кромсал на куски Европу, перекраивая ее карту по своему усмотрению. Я воображала его ужасным злодеем с кривой ухмылкой и налитыми кровью глазами. Да, разговоры окружающих о нем носили оттенок ненависти и страха. Для них он был непобедимым завоевателем, разрушителем мира, вроде ужасного Атиллы, исчадием ада, несущим беды и разрушения… Разговоры эти давили на меня, заставляли испытывать беспокойство.

Беспокойство это с некоторых пор стало весьма навязчивым, и тогда мой детский разум нашел остроумный выход – я превратила в Наполеона одну их своих старых кукол. Я даже попросила портниху сшить на нее французский мундир. Лицо кукле я раскрасила красками, придав ему весьма злобные черты. Кукла получилась одновременно и жуткая, и смешная. Бывало, наслушавшись разговоров взрослых, я приходила в свою комнату, брала Наполеона и с наслаждением лупила его по заднице. Я воображала, что он кричит и просит пощады… А когда я бывала чем-то рассержена, то просто швыряла куклу об стену – мне тут же становилось легче. Словом, игрушечный Наполеон отлично выполнял свою роль – с его помощью я справлялась со страхом, напряжением и раздражением. Ведь на людях я должна была подавлять свои чувства и выглядеть, как это и подобает принцессе, спокойно и безмятежно.

И кто мог знать тогда, что именно мне уготовано стать женой Корсиканского Чудовища и императрицей Франции? Какая злая насмешка судьбы! Когда отец с Меттернихом сообщили мне о своей задумке, я испытала сильное потрясение. При этом я знала, что если не соглашусь на этот брак, отец не станет сильно настаивать. Но немного подумав, я согласилась… С моей стороны это, конечно же, была жертва. Я хотела спасти Австрию, которую Корсиканское чудовище грозилось втоптать в прах. В конце концов, не в этом ли заключается смысл жизни почти любой принцессы – обеспечивать мир между государствами путем вступления в брак? Ради своей страны я пошла на этот шаг, так как в противном случае Наполеон просто сверг бы с престола моего отца, заменив его на одного из своих выскочек-маршалов (примеров тому было предостаточно), и древней династии Габсбургов пришел бы конец.

Словом, я покорилась обстоятельствам с чувством глубокого довольства собой. Уже гораздо позже я задумалась о том, почему решилась на этот шаг с такой легкостью. Наверное, я надеялась повлиять на будущего супруга, влюбить его в себя… Конечно же, я была в курсе его любовной истории с Жозефиной, и, надо сказать, она меня впечатлила. Но та женщина не смогла родить ему наследника – ах, ведь она была уже стара для этого… И потому он развелся с ней. Разумеется, до меня дошло и его обидное высказывание о том, что он «женится на утробе», но я постаралась не придавать этому большого значения. Ведь он же корсиканец – а значит, простолюдин и попросту дикарь! Стоит ли ждать от него такта?

Однако выполнять одну лишь роль «утробы» мне не хотелось. Древняя кровь королей будила во мне гордость и тщеславие. К счастью, Господь наградил меня недурной внешностью. И я мечтала о том, что сумею обольстить Корсиканское Чудовище, очарую его и сделаю так, чтобы он относился ко мне с уважением.

Но все оказалось не так просто. До сих пор с чувством стыда и досады вспоминаю нашу первую встречу… К тому времени заключение «брака по доверенности» уже состоялось, а это означало, что он заочно стал моим мужем. Ему так не терпелось увидеть меня, что он выехал из Брунау навстречу нашему кортежу, направляющемуся из Австрии. Вероятно, он все же ожидал, что ему подсунут дурнушку. Ведь он ни разу не видел меня, а к портретам относился с недоверием, считая, что художники льстят высокопоставленным особам.