В долине Иордана

Обмнявшись привтами съ г. Пижо, мы скоро должны были сказать другъ другу послднее прости. Всего сутки я провелъ съ нимъ, но разставанье было уже тяжело. Напрасно думаютъ что путевыя встрчи и знакомства прерываются такъ же легко какъ начинаются; кто говоритъ это, тотъ не испыталъ, очевидно, интересныхъ, незаурядныхъ знакомствъ. Въ пути, напротивъ, еще легче чмъ въ жизни встрчаются люди воспоминаніе о которыхъ живетъ въ памяти во всю послдующую жизнь. Каждый путешественникъ, какъ бы онъ ни былъ незанимателенъ и простъ, уже представляетъ не дюжинную личность; къ Востоку, разумется, это прилагается еще въ большемъ масштаб чмъ къ цивилизованнымъ странамъ Европы. Въ теченіе многолтнихъ своихъ путешествій я испыталъ это неоднократно на самомъ себ. Здсь не мсто разказывать о моей встрч со знаменитымъ Тристрамомъ изъздившимъ весь Востокъ и пробывшимъ нсколько мсяцевъ въ плну у Бедуиновъ, о несчастномъ молодомъ изслдовател Губер, заплатившемъ недавно кровью за свой смлый ученый набгъ въ дебри собственной Аравіи, патер Бинцентини, съ котораго въ Тибет начали было сдирать кожу, объ одномъ русскомъ врач З-н, бывшемъ колонистомъ въ Австраліи и Канад, потерявшемъ жену и дтей перебитыхъ Индійцами и о нкоторыхъ другихъ. Я не забуду никогда послднихъ минутъ моего прощанія съ полнымъ жизни и энергіи молодымъ Губеромъ.

— До свиданія въ Париж, черезъ годъ и четыре мсяца, сказалъ я ему, когда разъзжались наши верблюды;— вы вернетесь тогда изъ Аравіи и извстите меня; я пріду изъ Россіи порадоваться вашимъ успхамъ.

— Не до свиданія, а прощайте, отвчалъ онъ глухимъ подавленнымъ голосомъ. — Едва ли мы увидимся; я не выйду живымъ изъ Аравіи; такъ предсказала мн слпая бабушка, отпуская меня…

Верблюды наши пошли въ разныя стороны; мой верблюдъ направлялся къ сверу къ горамъ Петры, за которыми лежитъ Святая Земля, тогда какъ мехарины (дромадеры) Губера потянулись въ дебри Аравійской пустыни. Словно что-то оторвалось отъ моего сердца когда я не видалъ боле веселой улыбки «моего» Француза, какъ я привыкъ уже его называть. Я посмялся въ глаза Губеру насчетъ предсказаній, хотя внутренно почему-то поврилъ имъ. Увы! карты старой бабушки сказали правду; ея внуку въ прошломъ году раздробили голову его же проводники среди полумертвой пустыни. Я узналъ о его смерти за два мсяца предъ тмъ какъ собирался навстить его.

Г. Пижо, съ которымъ я также скоро сошелся на берегахъ Іордана, понравился мн столько же своимъ безстрашіемъ, какъ и оригинальностью и чужимъ пониманіемъ природы. Чудная игра на кларнет въ ночь передъ бурей на Бахръ-эль-Лут сгладила первое, не совсмъ пріятное впечатлніе произведенное на меня излишнимъ комфортомъ г. Пижо и заставила даже забыть о страсти собирать альбомъ красавицъ, ради чего сухопарый Французъ много лтъ уже обтекалъ шаръ земной. Только въ путешествіяхъ человкъ можетъ развернуть вс силы своего организма, заставить звучать вс струны своего сердца, отразить въ себ самомъ ту жизнь что разлита въ общей матери-природ.

Мой новый знакомый принадлежалъ къ типу людей отмченныхъ двойною печатью природы и цивилизаціи; въ его небольшомъ. но словно отлитомъ изъ стали тл таились высокія силы, которыхъ не могло остановить никакое препятствіе въ мір; «я хочу» — вотъ девизъ этихъ людей, «я могу» — вотъ цль которую они преслдуютъ всми силами своего тла и души, всею энергіей, которою можно творить чудеса.

Мы прощались съ г. Пижо; онъ узжалъ налво, мой путь лежалъ направо отъ нашей недолгой стоянки. Г. Пижо отправился вдоль по Іорданской долин, тогда какъ я, объхавъ берега Іордана, правилъ свой путь на горы которыя поднялись амфитеатромъ надъ глубокою впадиной Мертваго Моря.

— Au revoir, es salam aleikum (миръ съ вами)! говорилъ господинъ Пижо, мшая французскую и арабскую рчь.

— Эс саламъ алейкумъ, нехаракъ са'идъ (миръ съ тобою, будь теб счастливый день)! кричали въ свою очередь проводники г. Пижо.

— У алейкумъ ес саламъ варахметъ Аллахъ ва баракату (Да будетъ и надъ вами миръ и Божіе благословеніе)! отвчалъ я на прощальныя привтствія Арабовъ.

Наши кони тронулись и разошлись въ разныя стороны, точь въ точь какъ четыре года тому назадъ я разъзжался въ пустыняхъ Аравіи съ другимъ Французомъ, молодымъ Шарлемъ Губеромъ. Т же смшанныя привтствія, тже добрыя пожеланія, т же условія, та же обстановка. Перемнились только роли; Пижо черезъ Іорданскую долину, Тиверіаду и Назаретъ отправлялся въ свою Францію, тогда какъ я возвращался въ Іерусалимъ для того чтобы на дняхъ направиться во глубину африканскихъ пустынь.

Приподнялась въ послдній разъ пробковая шляпа съ блымъ шарфомъ г. Пижо, и дв кучки всадниковъ помчались въ разныя стороны по солончаковымъ берегамъ Мертваго Моря. Опять мы остались съ Османомъ; опять я и мой проводникъ составили весь караванъ…