В долине смертной тени [Эпидемия]

Она заперлась в ванной комнате. Подошла к зеркалу и долго рассматривала себя. Под глазом появилось заметное покраснение; прикосновение к этому месту тут же отзывалось болью.

Но гораздо сильней Софья Георгиевна была потрясена самим фактом того, что муж поднял на нее руку. Это случилось за их совместную жизнь впервые. До этого момента она даже не могла припомнить, когда он повысил на нее голос. Они ссорились, не часто, но все же такое случалось. Но размолвки были не продолжительными и не имели большого накала. И всякий раз супруги быстро мирились. В худшем случае хранили молчание пару дней. Потом им это надоедало, и кто-то из них заговаривал первым. Этим все до сих пор и исчерпывалось. А сейчас Михаил ударил ее, пусть не сильно, но разве это принципиально. Главное — сам факт того, что в их отношениях отныне пройдет некий рубеж. И развод становится неизбежным. Она не сможет простить мужа.

Софья Георгиевна наложила тональный крем на место покраснения, оно стало менее заметным, но отнюдь не невидимым. Ну и ладно, решила она, пускай все видят. Если спросят, то не станет скрывать, что с ней случилось. Пусть все знают, какой у нее муж.

Внезапно Софья Георгиевна вспомнила, что за этими событиями совсем забыла про своего свекра. Как там Герман Владимирович, он мог уже пробудиться. Надо срочно к нему.

Она оказалась права, Герман Владимирович уже лежал с открытыми глазами. И сразу же заметил неполадки на ее лице.

— Софья, что с тобой случилось? — воскликнул он.

Софья Георгиевна немного растерялась, она вспомнила, что только что решила говорить об этом правду. Но не больному же человеку, его опасно так волновать.

— Стукнулась о притолоку двери, — выдвинула она версию.

Герман Владимирович пристально взглянул на нее и покачал головой.

— Это неправда. Давай, колись.

— Герман Владимирович…

— Софья, не надо меня обманывать. Я бывший разведчик, нас учили распознавать по лицам и голосам, говорит ли человек правду или врет. Прости, но ты врешь. Что случилось на самом деле?

Софья Георгиевна глубоко вздохнула и рассказала, что произошло.

— Герман Владимирович, только не нервничайте. Вам это очень вредно, — поспешно добавила она к своему рассказу.

— Я постараюсь, — сказал он. — Нас еще учили не поддаваться эмоциям, в любых ситуациях оставаться спокойными, сохранять ясную голову. Но с Мишкой я поговорю.

— Только не сейчас.

— Хорошо, — согласился Герман Владимирович.

— А сейчас я вас осмотрю.

Ближайшие двадцать минут Софья Георгиевна осматривала Германа Владимирович: мерила давление, измеряла пульс, слушала сердце. Состоянием свекра она осталась довольна.

— Непосредственная угроза миновала. Но давление еще высокое, хотя не такое, какое было. Немного отекли ноги, видите?

Герман Владимирович посмотрел на свои ноги и кивнул головой.

— Вам придется некоторое время полежать. Будете принимать гипотензивные препараты. К счастью, их у нас тут достаточно, причем, хороших. Но главное не волноваться, для вас это приговор. Забудьте про все здешние дела, вам надо себя беречь.

— Спасибо, Софушка, — дотронулся до руки невестки Герман Владимирович. — Ты меня спасла.

— Ерунда, на моем месте так бы лечил любой врач. Ничего тут сложного нет, все давно апробировано. Главное — вовремя оказать помощь. Есть болезни, купировать которые не сложно, но важно успеть это сделать. Иногда все решает буквально минута.

— Значит, мне опять повезло, — улыбнулся Герман Владимирович. — Знаешь, у меня в жизни было несколько моментов, когда мне очень крупно везло. Я бы мог до конца жизни провести в американской тюрьме, но буквально слинял из страны за сутки до моего ареста. Пару раз в меня стреляли, причем с близкого расстояния, но мимо.

— Я этого не знала, — удивилась Софья Георгиевна.

— Это было под грифом: «секретно». Я дал подписку о неразглашении. Но сейчас эти истории давно потеряли актуальность. И еще пара случаев, когда меня спасло чудо.

— Вам надо писать мемуары.

— Я думал об этом, но решил этого не делать.

— Почему?

Герман Владимирович несколько минут задумчиво молчал.

— Понимаешь, я так и не разобрался во многих вещах, процессах, даже в некоторых людях. По большому счету моя жизнь — это цепь ошибок и провалов. Практически я не добился ничего из тех целей, что ставил перед собой. Обстоятельства оказались сильней меня.

— Вас это напугало?

— Скорей обескуражило. В какой-то момент я понял, что даже власть не позволяет ничего изменить из того, что хочешь изменить. А был период, когда власти у меня было много, я являлся третьим, ну, может, четвертым по влиянию человеком в государстве. Об этом мало кто догадывался, тем не менее, это так.

— Не знала, — покачала головой Софья Георгиевна. — Тогда ответьте мне, что в нас не так? Я это ясно, вот как сейчас вас вижу, но объяснить не могу.

— Ты задала глобальный вопрос, — улыбнулся Герман Владимирович. — Я тоже искал на него ответ, пока это мне не надоело.

— И все же, что-то вы для себя прояснили.