В доме музыка жила. Дмитрий Шостакович, Сергей Прокофьев, Святослав Рихтер

Роль Клары Арнольдовны в жизни Тихона Николаевича была совсем не так проста, как поговаривали: мол, всем управляет она. Вовсе нет. Если называть ее основное качество, которое представляется мне даже завидным, то это – оптимизм. Она действительно носила розовые очки и, думаю, в многотрудной деятельности Тихона Николаевича была ему очень нужной и верной опорой. Прошедшее время я употребляю только потому, что говорю о прошлом. Вспоминаю ее во время просмотров фильмов еще в старом (нашем) Доме композиторов, все в том же «бомбоубежище». Смотреть с ней фильм было сущим наказанием. На протяжении всей картины она во всеуслышание комментировала происходящее на экране: «А, он уходит. А теперь, смотрите, она пришла и говорит с ним» и т. д. К.А., конечно, раздражала своими комментариями весь зал. Но было в этом ее искреннем желании объяснить всем происходящее на экране что-то от наивности и глубокой веры, что, в общем-то, все думают одинаково правильно и хорошо. Когда рядом с тобой близкий человек все время думает, что все хорошо и правильно, это помогает.

В этом же, четвертом подъезде жил первый учитель музыки С. С. Прокофьева Рейнгольд Морицевич Глиэр. Конечно, человек не только другого поколения, но и совсем другого толка, никогда не покинувший прошлого, в котором продолжал жить. Конечно, совершенно далекий от политики. Какая же политика в «Концерте для голоса с оркестром»? Или в балете «Красный мак»? Романтической социальной утопии с китайским уклоном, на фоне вполне традиционного балетного сюжета. И Уланова, ах, Уланова.

Три его дочери настолько не были похожи друг на друга (вплоть до цвета волос), что это уже само по себе поражало. Авторитетная, эффектная блондинка Валя; преданная и ласковая Нина Рейнгольдовна, привлекательная не только правильностью черт, но и добрым выражением лица; и знаменитая в кругах композиторских жен, да и не только, Лиля Глиэр. Лиля, шатенка, интересная, эффектная, с не просто прокуренным голосом, а как бы и вовсе без голоса, отличалась такой элегантностью и изяществом, что для меня и по сей день осталась олицетворением поэта «высокой моды». Лиля с огромным искусством шила, вязала, плела кружева, делала шляпки и ни в чем не уступала моделям модных парижских журналов. В любой толпе, на любом приеме она бросалась в глаза своей замешенной на изысканной фантазии одеждой. А с дочерьми Лили – Сэнтой и Лолитой – мы дружили в детстве и немало проказили, впрочем безобидно. С Сэнтой играли на двух роялях «Снегурочку» моего папы из балета «Сон Дремович».

Выходишь из дома. У стенки слева от нашего подъезда стоит Юрий Александрович Шапорин. Мне семнадцать лет. Он ласково манит меня пальчиком подойти к нему. Я доверчиво подхожу, он говорит: «Повернись спиной». Я поворачиваюсь и в тот же миг чувствую, как он изо всех сил тычет мне пальцем в спину. «Не сутулься!» И хотя больно, но я не сержусь, я ему благодарна за заботу. Неспешно прогуливается с Ниной Георгиевной или с дочерью Таней Анатолий Николаевич Александров. Стремительно, никого не замечая, мчится куда-то Николай Петрович Раков. Добродушно улыбаясь, ждет у подъезда свою черную «Волгу» Тихон Николаевич Хренников. С постным и озабоченным лицом с ним разговаривает Дмитрий Борисович Кабалевский. Всегда веселого Вано Ильича Мурадели провожает верная его подруга Наталья Павловна, бывшая, по-моему, на двадцать лет старше мужа, но его пережившая. А вот все взоры устремляются на красавицу из шестого подъезда (это подъезд, предназначенный шишкам, а не композиторам) – это Галина Семеновна Кафтанова, в прошлом певица, сейчас же всеобщая любимица. Грустно сложилась ее старость. Больная, бедная, одинокая (муж оказался за решеткой), со следами былой красоты, умершая в одночасье. Мама с ней дружила близко. Боже, вижу их всех живыми. А никого уж нет. И не пролетит с развевающимися на бегу седыми волосами Самуил Евгеньевич Фейнберг, и не пройдет с изысканным выражением лица и изысканной же походкой его брат, Леонид Евгеньевич, и не увидишь удаляющуюся в розовом костюме и с розовым бантиком в русой косе Людмилу Глазкову, и не выйдет из подъезда наша Галина Семеновна, не гуляет с Эсфирью мама, некому ткнуть меня в спину… Печально стало на тротуаре возле нашего дома. Не вижу ушедшим никакой замены. Не только в нашем доме, но и в нашей жизни.