– Пойдемте со мной, – сказала Мерседесъ и взяла ее за руку. – Я должна вамъ многое передать. Пойдемте въ домъ.
– Да, къ его мальчику, – сказала маіорша. Держа двочку на рукахъ, она твердыми шагами направилась черезъ лужайку и рощицу къ дому съ колоннами. Узенькая дорожка, по которой она шла, огибала прудъ и тянулась параллельно монастырской изгороди вблизи отъ нея. Об женщины шли рядомъ, а Дебора слдовала за ними съ игрушками своего „ненагляднаго дитятки“; он шли молча; только слышно было, какъ скриплъ песокъ подъ ихъ ногами да иногда изъ груди маіорши вырывался болзненный стонъ.
– Тамъ, тамъ, разв ты не видишь ее, папа? Тамъ идетъ тетка Тереза! – кричалъ Витъ.
Онъ сидлъ высоко на выдающейся втк грушеваго дерева, болтая ногами, и показывалъ пальцемъ на проходившихъ мимо женщинъ.
Затрещали втки и сучья въ томъ мст изгороди, гд въ монастырскомъ помсть стояла скамья, въ ту самую минуту, когда дамы проходили тамъ, и Дебора тихонько перекрестилась при вид бсновавшагося мужчины, готоваго, казалось, ринуться черезъ кустарники въ сосднiй садъ.
Вдругъ онъ злобпо захохоталъ.
– Ты тамъ, Тереза, – вскричалъ онъ звонкимъ голосомъ. – Разв ты потеряла всякое понятіе о чести?… Именемъ нашихъ честныхъ родителей приказываю теб сейчасъ же вернуться. Позоръ теб и проклятіе всему роду, изъ котораго ты происходишь, если ты не вернешься тотчасъ же въ монастырское помстье.
– Убирайся, – отвчала она, продолжая свой путь и, махнувъ свободной правой рукой въ воздух, казалось, покончила навсегда со своимъ прошлымъ. Она ни разу больше не оглянулась. Ей не было никакого дла до того, что мужчина исчезъ изъ-за кустовъ какъ бшеный, и въ то же время раздались поспшные шаги по направленію къ дому; она, казалось, не слыхала, что мальчишка на дерев насмхался надъ ней и кричалъ, что, такъ какъ она, уходя, оставила калитку отпертой, то блившееся полотно пропало. Онъ, очевидно, все время слдилъ за ней и нарочно привелъ отца сюда… Продолжая безостановочно свой путь она прижала къ себ внучку, какъ будто у нея хотли отнять двочку. Она поднялась по парадной лстниц дома съ колоннами, по той лстниц, по которой поднималась въ послдній разъ тридцать четыре года тому назадъ, когда она въ внк и вуали подъ руку съ молодымъ человкомъ, съ которымъ была только что обвнчана, приходила проститься съ больной хозяйкой шиллингова дома, матерью барона Крафта… Ей казалось теперь, что она идетъ по раскаленному желзу, и когда дверь въ переднюю отворилась съ знакомымъ ей скрипомъ, и она увидла передъ собой каріатиды и блыя статуи боговъ, ноги ея точно приросли къ полу, и она стояла такъ же неподвижно, какъ т фигуры на своихъ пьедесталахъ, какъ будто душа покинула ее и блуждала въ далекихъ, далекихъ пространствахъ…
По этимъ мраморнымъ плитамъ тогда скользилъ блый шелковый шлейфъ новобрачной, – „возвышенно прекрасной, чистой, гордой, царственной лилiи, теперь принадлежавшей ему“, шепталъ онъ ей взволнованный и счастливый, проходя мимо Аріадны… И подл этой холодной лиліи долженъ онъ былъ потомъ замерзнуть, потому что былъ разныхъ съ ней мыслей и полагалъ, что мужъ и солдатъ, человкъ съ пылкимъ умомъ, не долженъ сдлаться пошлымъ филистеромъ въ рукахгь властолюбивой жены. Потомъ она сдлалась матерью, гордой матерью, старавшейся своему драгоцнному сокровищу – дтской душ, придать вс черты, свойственныя характеру Вольфрамовъ. Но захваченныя ею души ускользнули отъ нея, и она, упрямо повернувшись къ нимъ спиной, съ непреклоннымъ духомъ пошла своей дорогой, оказавшейся мрачной мертвой пустыней. Ея идеалъ мало-по-малу разрушался передъ ея глазами – ея братъ, ея путеводная звзда, злой духъ, которому она слпо повиновалась, самъ попиралъ его ногами и уничтожалъ ради негоднаго выродившагося мальчишки…
Съ низко опущенной головой прошла она по коридору и переступила порогъ украшеннаго рзьбой салона, двери котораго широко растворила передъ ней забжавшая впередъ Дебора.
Огромный догъ, лежавшій на ковр подл колясочки Іозе, вскочилъ съ громкимъ лаемъ при появленіи незнакомки; Іозе радостно протянулъ ей руки, между тмъ какъ донна Мерседесъ строго прикрикнула на собаку, которая покорно улеглась на мсто.
– Какъ теб не стыдно, Пиратъ, такъ глупо лаять! Вдь это моя бабушка! – говорилъ мальчикъ смясь.
Это были т же покоряющіе нжные звуки, которые нкогда такъ странно раздавалиcь въ мрачныхъ стнахъ монастырскаго помстья и такъ не нравились грубому слуху дядюшки… Стоитъ ли она того, чтобы въ ея руки попало такое дорогое сокровище, чтобы дать ей возможность еще на земл искупить свою вину и въ избытк предоставить его дтямъ то, въ чемъ отказывала ему въ теченіе всей его жизни… He надо было терять ни минуты! Она будетъ охранять этихъ посланниковъ неизмнной сыновней любви, ухаживать за ними и беречь, какъ высшее свое благо и утшеніе! Даже теперь, проливая слезы, она находила въ нихъ отраду и утшеніе. Здсь между ними ея мсто, – въ монастырское помстье она еще вернется, но только за тмъ, чтобы взять свою собственность, а не жить тамъ.