В доме Шиллинга

Наступившее затмъ молчаніе было тягостно. Слышалось кипніе и шипніе воды въ чайник, и глухой шумъ дождя. Люсиль не сла на свое мсто; она подняла занавски ближайшаго къ ней окна и стала въ ниш. Она не видала, какъ гнвно смотрли на нее изъ-подъ пальцевъ срые глаза, какъ нетерпливо стучала по ковру ножка молчавшей женщины. Въ ней поднялось чувство досады и гнва на Феликса за то, что онъ такъ долго оставлялъ ее одну съ чужой женщиной, съ этой замкнутой въ свое достоинство госпожей дома Шиллинга.

Въ ту минуту, какъ она раскрыла занавски, сверкнула молнія. Ея розоватый свтъ въ одну секунду скользнулъ по цвтнику, наполнилъ дрожащимъ свтомъ комнату и поглотилъ блый цвтъ лампы, затмъ раздался страшный ударъ грома, и дождь полилъ съ такой силой, какъ будто хотлъ выбить зеркальныя стекла и совсмъ смыть домъ.

Баронесса въ ужас вскочила съ мста, она дрожала и, схвативъ стоявшій на стол колокольчикъ, громко позвонила.

Вошелъ слуга.

— Я настоятельно прошу мужчинъ сейчасъ же пожаловать сюда, чай готовъ, — сказала она, несмотря на свой испугъ, спокойнымъ повелительнымъ тономъ.

8

Вскор посл того въ галлере послышались медленно приближающіеся мужскіе шаги… Минка, которая во время громового удара спряталась въ складкахъ платья своей госпожи, гримасничая, выползла оттуда и торопливо скрылась въ темный уголъ ниши; за чайнымъ столомъ серебряный чайникъ зазвенлъ въ дрожащихъ рукахъ молодой женщины, а Люсиль отошла отъ окна и спустила занавси, за которыми бушевала гроза, — она не боялась. Насколько она была суеврна и боязлива по отношенію таинственныхъ ночныхъ привидній, оборотней и т. п., настолько же безстрашна передъ силами природы. Чмъ сильне он бушевали, тмъ веселе было ей — она чувствовала себя непричастной зрительницей, такъ какъ ея при этомъ не могли коснуться смерть и уничтоженіе.

Она осталась у спущенной занавски, ничто не могло такъ хорошо выдлить красоту этой стройной сильфиды съ длинными блестящими локонами, какъ эти живописныя складки темныхъ занавсей, испещренныхъ блымъ узоромъ кружева. Старый баронъ фонъ Шиллингъ вошелъ въ широко раскрытую слугой дверь. Онъ, казалось, всей своей тяжестью опирался на руку Феликса Люціанъ, такъ какъ посл бывшаго съ нимъ удара онъ плохо владлъ правой ногой… Несмотря на это онъ представлялъ собой сильную фигуру съ широкой грудью и здоровымъ румянымъ лицомъ, оживленнымъ юморомъ и веселостью.

— Чортъ возьми! Маленькая бглянка мн по вкусу, — вскричалъ онъ, пораженный, останавливаясь на порог и проводя рукой по сдымъ усамъ. — Прелестное дитя, обворожительная чародйка!

Грубая лесть и звукъ этого сильнаго мужскаго голоса тотчасъ же возвратили огорченной и раздосадованной двушк ея обычное настроеніе. Она легко и граціозно скользнула по ковру и присла передъ старымъ господиномъ a la Госманъ [9].

Его взоръ точно околдованный не могъ оторваться отъ нея.

— Такой рдкой перелетной птички давно ужъ не видалъ домъ Шиллинга. Это оживляетъ глаза и сердце такого стараго одинокаго человка, какъ я! Она попала въ настоящее гнздо, а дальше все устроимъ — только не надо терять мужества.

Онъ направился къ чайному столу.

— Скажи мн, пожалуйста, Клементина, зачмъ ты насъ вызвала такъ поспшно? Горитъ тутъ что-ли? Или ты испугалась грозы? Но теб нечего бояться, — у насъ на крыш громоотводъ.

Все это онъ сказалъ шутя своимъ веселымъ добродушнымъ тономъ, но во взгляд и въ манерахъ видно было положительное возмущеніе противъ распоряженій невстки.

Баронесса, наливавшая чай въ чашку, бросила бглый взглядъ на старинные часы.

— Мы всегда въ это время пьемъ чай минута въ минуту, — сказала она тихо.

Онъ мрачно нахмурилъ свои густыя сдыя брови.

— Совершенно врно, дитя мое, — возразилъ онъ съ видимой досадой. — Я какъ старый солдатъ, самъ люблю аккуратность; но я никогда не стснялся домашними обычаями даже при покойной жен, a они, — онъ указалъ на часы, — никогда не должны меня тиранить, въ особенности, если я занятъ разговоромъ, какъ было сейчасъ… Поняли?

Его грузная фигура медленно опустилась въ глубокое кресло у стола, и онъ сдлалъ знакъ Люсили ссть рядомъ съ нимъ на скамь. При вид этого баронесса, опустивъ глаза, взялась за колокольчикъ и велла вошедшему слуг подать еще два прибора. Нельзя было ясне этого показать, что хозяйка до этой минуты не разсчитывала на гостей.