В доме веселья

— Несчастна от общения с Гормерами?

— Общаться или не общаться с Гормерами — это ее дело, но думаю, эта дружба тоже уже позади. Знаешь, люди к ней очень плохо относятся с тех пор, как Берта Дорсет порвала с ней.

— А!.. — воскликнул Селден, порывисто встал, подошел к окну и остался там, вглядываясь в сумеречную улицу, пока кузина продолжала свой рассказ.

— И Джуди Тренор, и вся родня Лили ее отвергла — и все из-за Берты Дорсет, которая рассказывала про нее всякие ужасные вещи. И теперь она очень бедна, ты же знаешь, миссис Пенистон оставила Лили крошечное наследство, прежде давая ей понять, что она получит все.

— Да, я знаю, — коротко подтвердил Селден, отвернувшись от окна, и беспокойными шагами проделал путь от окна к двери. — Да, с ней отвратительно обошлись, но, к сожалению, это именно то, что человек, который хочет показать свое доброе отношение к ней, не может ей сказать.

Его слова слегка разочаровали Герти.

— Но есть другие способы показать ей твое доброе отношение, — предположила она.

Селден негромко засмеялся и сел рядом с ней на узенькую софу против камина.

— О чем это ты думаешь, неисправимая миссионерка? — спросил он.

Герти ничего не сказала, только щеки ее вспыхнули в ответ. Потом она ответила более определенно:

— Я думаю о том, что вы с ней прежде были хорошими друзьями, о том, что ее очень сильно волнует твое мнение о ней. А что, если твою отдаленность она воспримет как сигнал о том, что ты о ней думаешь? Представляю, сколько горя это ей добавит.

— Милое дитя, не стоит приписывать ей, по крайней мере в твоем представлении, свои собственные чувства. — Селден никогда не умел скрывать раздражение, однако, встретив растерянный взгляд Герти, он смягчился. — Но хоть ты и безмерно преувеличиваешь значение того, что я могу сделать для мисс Барт, ты не можешь преувеличить мою готовность сделать все, если ты меня об этом попросишь.

Он на миг положил ладонь на ее руку, и между ними прокатилась та редкая волна взаимопонимания, которая наполняет тайные сосуды любви. У Герти было такое чувство, что он ценит ее просьбу так же высоко, как она — важность его ответа, и от внезапного осознания, что между ними все предельно ясно, слова нашлись с необычайной легкостью.

— Конечно попрошу, я прошу тебя потому, что она рассказывала мне, как ты ей помогал, и потому, что нынче она как никогда нуждается в помощи. Ты знаешь, как она всегда зависела от праздности и роскоши — как ненавидит она ветхость, уродство, как тяжело переносит неудобства. Лили ничего с этим не может поделать: ее так воспитали, на этих идеалах, и она не в силах избавиться от их власти. А теперь у нее отняли все, что было для нее важно, и люди, приучившие ее к роскоши и праздности, тоже ее покинули. — Герти запнулась, растерявшись от собственного красноречия и мучительно подыскивая слова, не в силах дать точное определение неясному желанию вернуть подругу. — Сама я ничем не могу ей помочь: она вне пределов моей досягаемости, — продолжила она, — думаю, что она боится стать мне обузой. Последний раз, когда она приходила ко мне, недели две назад, она была страшно озабочена своим будущим, сказала, что Керри Фишер пытается подыскать ей какое-нибудь занятие. Двумя днями позже она написала мне, что заняла должность личного секретаря, чтобы я не беспокоилась, мол, все в порядке и скоро она сама придет рассказать мне все подробно, как только выпадет свободная минутка. Но она так и не пришла, а сама я не хочу идти к ней, боюсь навязываться. Как-то раз, когда мы были детьми, я очень соскучилась по ней и бросилась ее обнимать, а она мне сказала: «Герти, пожалуйста, не целуй меня без спросу!» Потом она сама попросила, но с тех пор я всегда жду, когда меня попросят.

Селден слушал ее в молчании, по его сосредоточенному продолговатому смуглому лицу было ясно видно, когда он усилием воли сдерживается, чтобы не переменить выражение.

Когда кузина договорила, он сказал с легкой улыбкой:

— Раз ты постигла премудрости ожидания, то я не понимаю, почему ты призываешь меня торопиться… и… — Однако боль, промелькнувшая в ее взгляде, заставила его спохватиться, и, уже вставая, чтобы уходить, он прибавил: — Но все же я сделаю то, что ты хочешь, и не буду винить тебя в своих неудачах.