В доме веселья

Лили покраснела, вспомнив дождливые воскресенья в Белломонте или у Дорсетов.

— Вы несправедливы ко мне, тетя Джулия, мне, в сущности, нет никакой охоты играть в карты, но нельзя дать повод обозвать девушку резонеркой или зазнайкой, ей полагается делать все то же, что делают другие, и, если вы поможете мне в этот раз, я обещаю вам…

Миссис Пенистон предостерегающе воздела руку:

— Не надо обещать, это лишнее. Когда я предложила тебе кров, я не обязалась платить твои карточные долги.

— Тетя Джулия! Неужели вы мне не поможете?

— Я определенно не сделаю ничего, а то ты еще возомнишь, будто я одобряю твое поведение. Если ты действительно должна портнихе, я рассчитаюсь с ней, но, помимо этого, я не беру на себя никаких долговых обязательств.

Лили встала и застыла, бледная и дрожащая. Гордость кричала в ней, но унижение исторгло из уст:

— Тетя Джулия, я буду опозорена… я…

Она не могла продолжить. Если тетя оказалась глуха к придуманной истории о карточных долгах, то что она сделает, узнав страшную правду?

— Я считаю, что ты уже опозорена, Лили. Опозорена своим поведением гораздо больше, чем результатом его. Ты говоришь, что друзья убедили тебя играть в карты, ну что ж, пусть они тоже извлекут урок. Они, вероятно, могут себе позволить сорить деньгами, — во всяком случае, я не собираюсь отдавать им мои. А теперь я вынуждена попросить тебя уйти — для меня этот разговор был очень тяжел, а мне надо беречь здоровье, — опусти шторы, пожалуйста, и скажи Дженнингсу, что я никого не хочу видеть вечером, кроме Грейс Степни.

Лили поднялась в свою комнату и заперла дверь. Она дрожала от страха и гнева, в ушах у нее шелестели крылья фурий. Пошатываясь, она принялась ходить взад и вперед по комнате. Последняя дверь для спасения закрылась, и она чувствовала себя наедине с бесчестьем.

Внезапно перед ней оказались часы на камине. Стрелки показывали половину четвертого, и она вспомнила, что Селден обещал приехать к ней в четыре. Она намеревалась отговорить его, но теперь ее сердце подпрыгнуло при мысли о нем. Может, спасение было в любви? Лежа рядом с Герти прошлой ночью, она думала о том, как встретится с ним, и о том, как сладко поплачет у него на груди. Конечно, она предполагала, что очистит себя от всей скверны, прежде чем увидится с ним, она и мысли не допускала, что миссис Пенистон не придет ей на помощь. И она чувствовала, даже в полном смятении, что любовь Селдена не может стать последним убежищем, но как хорошо было бы укрыться в ней на мгновение, собираясь с силами, чтобы идти дальше.

И все-таки сейчас его любовь была единственной надеждой, и, когда Лили вот так сидела наедине с несчастьями, мысль о том, чтобы довериться ему, влекла, как омут влечет самоубийцу. Как страшно броситься в него, но после — какое блаженство! Она вспомнила слова Герти: «Я его знаю, он тебе поможет», и разум ее цеплялся за них, как больной человек, уповающий на реликвию в надежде исцеления. Ах, если бы он действительно понял, если бы он помог собрать ее разбитую жизнь, но чуть по-другому, чтобы не осталось никаких следов прошлого! Он всегда заставлял ее почувствовать, что она достойна лучшего, и она никогда так не нуждалась в утешении, как сейчас.

Снова и снова Лили съеживалась от мысли, что признанием поставит под угрозу любовь, потому что любовь — это все, что ей было нужно, любовь под вспышками страсти, сваривающая обломки ее самоуважения. Но она вспоминала слова Герти и крепко держалась за них. Она была уверена, что Герти знает о чувствах Селдена к ней, но в слепоте своей и помыслить не могла, что суждение Герти было окрашено эмоциями гораздо более жаркими, чем ее собственные.

Четыре часа застали ее в гостиной: она не сомневалась в пунктуальности Селдена. Но пришел и миновал назначенный срок, лихорадочно отмеряемый ударами нетерпеливого сердца. У нее было время перелистать реестр горестей и снова раздвоиться между импульсом довериться Селдену и страхом разрушить его иллюзии. Минуты шли, и желание броситься к нему за поддержкой становилось все нестерпимей: она не могла вынести груз страданий в одиночку. Придется рискнуть, ступить на хрупкий лед, но разве нельзя довериться своей красоте, чтобы преодолеть опасность и оказаться в укрытии под защитой его преданности?

Однако время неслось все быстрее, а Селден не приходил. Несомненно, его задержали где-то или он неправильно прочел ее поспешно нацарапанную записку, приняв «четыре» за «пять». Звон дверного колокольчика, когда стрелка миновала цифру пять, подтвердил это предположение, и Лили тут же решила в будущем писать более разборчиво. Звук шагов в зале, предваренный голосом дворецкого, заставил ее кровь бежать быстрее. Лили снова почувствовала себя бдительным и умелым творцом чрезвычайных ситуаций, а воспоминание о ее власти над Селденом наполнило ее внезапной уверенностью в себе. Но когда дверь гостиной открылась, она увидела Роуздейла.