Пушкин с Кривцовым сблизились еще в Коллегии иностранных дел в 1817 году. Вместе бывали у братьев Тургеневых на Фонтанке, у Карамзина в доме Муравьевых. Вскоре Кривцова причислили к русскому посольству в Лондоне, и в Россию он вернулся только в 1821 году. Пушкина в Петербурге уже не было, но он давал о себе знать из южной ссылки: «Милый мой Кривцов, помнишь Пушкина?.. Все мы разбрелись. Все мы переменились. А дружба, дружба» (ноябрь 1823 г.). В декабре в письме к Вяземскому Пушкин вновь вспоминает о друге: «Что Кривцов? Его превосходительство мог бы аукнуть». О том, что поэт считал Николая Ивановича своим другом, свидетельствует и дарственная надпись Пушкина на книге «другу от друга». Ему посвящены два пушкинских стихотворения: «Не пугай нас, милый друг» и «Когда сожмешь ты снова руку».
Рассказ о доме Баташева можно заключить словами надежды на то, что его стены хранят и по сей день память о Пушкине и людях пушкинского круга, живших здесь в разные годы. Об этом напоминает и мемориальная доска, установленная на доме в 1970 году, архитектора Татьяны Николаевны Милорадович: «Здесь с 1834 по 1836 годы жил Александр Сергеевич Пушкин».
Нет сомнения, что мемориальной доски заслужил и Петр Андреевич Вяземский, проживший в Петербурге почти 50 лет и много сделавший для определения путей развития русской литературы.
Площадь Искусств, дом №3. Дом генерала Голенищева-Кутузова.
Поездка за границу окончилась для Вяземских трагически: Пашенька умерла. Умерла 11 марта 1835 года на руках несчастных родителей, уставших хоронить своих детей. Очередная смерть забрала их пятого ребенка, всеми любимое юное создание, которое стоически переносило приближение конца: «Не плачьте, маменька, что же делать… На все воля Божья», – утешала она мать. Ни климат Италии, ни лучшие врачи, ни трогательная забота близких не смогли удержать на земле дочь Вяземских.
В эти трудные для родителей дни два известных русских художника, жившие в то время в Италии, в знак памяти и трогательной дружбы рисуют два портрета: один – угасающей Пашеньки, акварель Федора Бруни (январь 1835 г.), другой – ее отца, Петра Андреевича, только что потерявшего дочь. Его изобразил в карандаше Орест Кипренский. На первом портрете кисть художника фиксирует трагическое приближение смерти девушки, на втором – потрясенный, резко постаревший ее отец, из-под пера которого медленно текут вымученные в эти дни строки:
Рис. 27. П.П.Вяземская. Акварель Ф.Бруни. 1835 г.
Рис. 28. П.А.Вяземский. Рисунок О.Кипренского. 1835 г.
Похоронив дочь на старинном кладбище Рима, Вяземский засобирался домой, в Россию. Перед его отъездом княгиня Зинаида Александровна Волконская, приятельница Вяземского и Пушкина, поэтесса, подарила Петру Андреевичу трогательные стихи:
Княгиня Волконская с февраля 1829 года жила постоянно в Риме и обещала Вяземским ухаживать за дорогой их сердцу могилой дочери. Многие годы она держала свое слово. Н. В. Гоголь писал Вяземскому из Рима в июне 1838 года: «Не так давно был я вместе с княгиней Зин. Волхонской на знакомой и близкой вашему сердцу могиле. Кусты роз и кипарисы растут; между ними прокрались какие-то незнакомые два-три цветка… Потом я был еще один раз с одним москвичом, знающим вас – и вновь уверился, что эта могила не сирота…».
Итак, в Россию. Но домой едет пока один Петр Андреевич, оставив жену с детьми в Риме. 16 мая 1835 года пароход «Александр» причалил в Кронштадте. Одинокий Вяземский направляется в дом близких ему людей, к семье Карамзиных. Они уже с октября 1833 года живут на Михайловской площади (ныне пл. Искусств) в трехэтажном доме, принадлежавшем генералу Голенищеву-Кутузову (современный дом №3); фасад дома, созданный К. Росси, сохранился до наших дней без переделок. Их квартира находилась на третьем этаже. По воспоминаниям А.О. Смирновой (Россет), «убранство комнат было самое незатейливое: мебели по стенкам с неизбежным овальным столом, окна со шторами, но без занавесок».
Рис. 29. Площадь искусств, дом №3. Фото 1970-х гг.