В движении. История жизни

Мы с Томом никогда не знали, куда заведут нас разговоры. В тот день я читал Тому часть еще не опубликованного фрагмента о мистере Томпсоне, пациенте с амнезией, который вынужден был каждое мгновение заново конструировать себя и свой мир. Каждый из нас, писал я, конструирует повествование о себе, живет в этом повествовании и этим же повествованием определяется как человек и личность. Тома восхищали мои рассказы о пациентах, и он часто просил меня рассказывать больше и чаще (хотя особо и просить было не нужно). Просматривая нашу переписку, в одном из первых писем Тома ко мне я прочитал: «Как хорошо, что мы увиделись в прошлый уикэнд; теперь мы с Майком только и думаем, что о фантомных конечностях». Или в другом письме: «Помню наши разговоры про боль. Это будет замечательная книга» (увы, она так и не была написана!).

Хотя Том начал посылать мне все свои книги еще в 1960-е (и всегда с очаровательными и оригинальными посвящениями), ответить ему тем же я смог только после выхода в свет «Мигрени»: потоки книг пошли в обоих направлениях. Писали же мы друг другу регулярно, хотя мои письма обычно насчитывали несколько страниц, а Том укладывал свои короткие и часто язвительные послания в объем почтовой открытки. Время от времени мы беседовали о процессе письма, взлетах и падениях, прозрениях и периодах полной темноты, череда которых составляет неотъемлемую часть творческого процесса.

В 1982 году я сообщил ему, что наконец подходят к концу мои восьмилетние мытарства с книгой о «Ноге» – все эти невыносимые паузы и перерывы в работе, периодически вызываемые потерей энтузиазма. В ответ Том написал:

Я был очень расстроен тем, что мы никак не могли получить книгу «Нога как точка опоры», хотя, вероятно, она дойдет до нас и в переработанном виде… Сейчас я немного вял и пассивен. Обычно я следую такому порядку: закончив рукопись, надолго замолкаю и не пишу ничего связного; затем, после пробного старта, на протяжении нескольких лет меня настигают взрывы активности, серия которых заканчивается ощущением новой книги как законченного целого – в этом целом я улавливаю центральную тему (темы), о существовании которой (которых) раньше и не подозревал. Странная это вещь – психология творчества. Но все же это лучше, чем легкость необычайная в мыслях и руке; тягостные паузы, ощущение паралича, периоды, когда сам язык кажется мертвым, – все это мне в конечном итоге помогает, потому что, когда случаются быстрые прорывы, они – по контрасту – тем более оказываются наполненными энергией.

Для Тома было крайне важно ощущать себя хозяином собственного времени: поэзию нельзя торопить, она должна являться сама. Поэтому, хотя он и любил преподавать (и студенты его любили), он ограничил педагогическую работу одним семестром в год в Беркли. По сути, это был единственный источник его дохода в дополнение к гонорарам за время от времени публикуемые рецензии да плате за кое-какую работу на заказ. «Мои доходы, – писал Том, – составляют примерно половину того, что получает водитель автобуса или дворник; но это мой выбор, поскольку я предпочитаю свободу необходимости работать полный рабочий день». Правда, я не думаю, что Тома сильно тревожил недостаток средств – ему не была свойственна тяга к роскоши (хотя он и бывал щедрым), по природе своей он был аскетом (все изменилось в 1992 году, когда Том получил премию Макартура, после чего у него появилась возможность и попутешествовать, и немного себя побаловать).

Мы часто писали друг другу о книгах, которые нас волновали, иногда – о книгах, которые, как каждый из нас думал, другому обязательно нужно прочесть. Том писал: «Лучший новый поэт за последние годы – Род Тэйлор… превосходный писатель – вы уже читали его?» Я не читал и вскоре получал «Флорида Ист-кост чэмпион». Наши вкусы не всегда совпадали, и одна из книжек, от которой я был в восторге, вызвала его презрительную ярость и критику столь свирепую, что я благодарил Бога за то, что все это было в частном письме, а не публично. Как и Оден, Том редко рецензировал то, что ему не нравилось, а потому чаще всего его рецензии были одобрительными[66]. Мне нравились доброжелательность и уравновешенность этих его критических работ, особенно тех, что были включены в его критический сборник «Моменты мимолетные поэзии».

Когда мы комментировали работы друг друга, Том выражался гораздо более определенно и внятно, чем я. Меня восхищали все его стихотворения и поэмы, хотя я редко пытался их анализировать, в то время как Том был постоянно готов определить – насколько это ему открывалось – сильные и слабые стороны того, что я присылал. Иногда, особенно в первые годы нашей дружбы, я приходил в ужас от его прямоты; особенно я боялся, что он найдет мою писанину невнятной, лживой и бесталанной, а то и еще хуже. Когда же в 1971 году я отослал Тому «Мигрень», мне была страшно интересна его реакция – я зависел от его суждений и придавал им бо́льшее значение, чем отзывам других людей.