В двух битвах

— Знаете ли вы, Курт, что руководители нацистской Германии изгнали пять лауреатов Нобелевской премии по физике и в том числе такого всемирно известного ученого, заслуги которого перед человечеством колоссальны. Имя этого ученого Альберт Эйнштейн. Одна ваша газета, я сама читала на немецком языке, писала: «Мы не хотим быть страной Гете и Эйнштейна». Так могли сказать, Курт, только отпетые мракобесы! Круглые невежды.., Вот так, Курт, коротко, выглядит философия партии, членом которой вы являетесь. Конечно, приходится удивляться, как мог встать во главе такой культурной и деятельной нации человек, который до прихода к власти даже не имел немецкого гражданства. В вашем обожаемом фюрере, как в фокусе, сосредоточено: невиданная хитрость, не знающая пределов демагогия, невероятное вероломство и жестокость отпетого палача!

— Дас медхен! Мы с вами очень хорошо беседовали, я вас с удовольствием слушал и буду слушать, тем более на моем родном, чистейшем немецком языке, но при условии, что вы оставите в покое моего фюрера. Прошу вас, убедительно прошу, не нужно об этом. В вас снова заговорила пропаганда. Моя нация поверила и верит моему фюреру.

— Да вы, Курт, этим неисправимо, неисправимо больны. Кто по профессии ваш отец?

— У него в Берлине небольшой магазин ширпотреба.

— Он тоже национал-социалист?

— Нет. Он участник «Трудового фронта».

— Он также разделяет ваши взгляды?

— Мой отец считает войну с Россией ошибкой фюрера. Когда я уезжал на Восточный фронт, мы с ним крупно поговорили. Он остался при своем мнении. Говорил, что фюреру нужно было послушаться совета железного канцлера Бисмарка.

— А вы придерживаетесь другого мнения?

— Да. Ваша страна стояла на дороге фюрера и Германии. И хотя вам удалось устоять от первого удара, вы все равно будете разбиты.

— Ну, это мы посмотрим! Мне кажется, отец ваш много дальше смотрит, чем его образованный сын! — вскипела Тоня.

Она спросила Курта, когда он уехал на Восточный фронт. Вначале гитлеровец сказал, что вопрос переводчицы нарушает их условия. Тоня пояснила Курту, что это глупость. После колебаний сообщил, что в Россию ехал из Франции, провел недельный отпуск в Берлине, там сыграл свадьбу и осенью в Польше догнал штаб части, в которой служил до момента пленения. Затем он рассказал, что его жена — также учительница. Вместе с ним окончила Берлинский университет. О Советском Союзе он имел слишком поверхностную и, как он увидел, далеко не объективную информацию. Но все же на вопросы военного характера отвечать категорически отказался.

Вошел Гус. Курт вскочил на ноги и принял стойку «смирно».

— Садись, вояка, — указал на табуретку Гус. Он разделся, повесил шинель и, обращаясь к Тоне, спросил: — Ну как, развязал язык?

— Нет. На вопросы, интересующие нас, отвечать не желает. — Может, я с ним поговорю по-мужски?

— Бесполезно. Неисправимая или крайне трудно исправимая жертва гитлеровской пропаганды.

Тоня попросила разрешения Гуса отправить пленного в штаб армии. Получив согласие, вызвала Блинова:

— Унтер-офицера доставьте в штаб армии. Будьте бдительны. И, обратившись к гитлеровцу, сказала: — Вы, Курт, психологически до корней волос покалечены фюрером. Направляем вас в тыл. Думаю, что беседа наша вам поможет со временем пересмотреть свои заблуждения. Вы достаточно подготовленный и не лишенный ума человек, и рано или поздно прогрессивное начало у вас возьмет верх. Верю этому.

— Данке.

— Значит, четыре часа напрасно с ним возилась? — спросил Гус, когда за дверцей блиндажа утихли шаги унтер-офицера и нашего разведчика.

— Не совсем, конечно, напрасно. Целую систему фашисты разработали по идеологической подготовке немцев, особенно молодежи, к войне. Все использовали, все поставили на службу своей бредовой идеи, в том числе и традиционную дисциплинированность немецкого народа, и все самые реакционные теории приспособили для обработки людей. У нас в газетах часто можно встретить слово «ефрейтор» во всех падежах. Но, мне кажется, напрасно некоторые наши товарищи упрощают вопрос. Что он маньяк, изверг, палач, крупный авантюрист, невиданный демагог. Все это так. Но Гитлер, Геббельс, Розенберг, Геринг — хитрющие и опасные наши враги. Это никак нельзя сбрасывать со счетов. И в этом смысле наша затянувшаяся беседа была не бесполезна для меня.

Гус подошел к Тоне:

— Ты утомилась, дорогая. Побледнела, синева под глазами появилась. Вымотал тебя этот образованный барбос.

Гус обнял ее и крепко поцеловал. Тоня легонько отодвинула его за плечи и попросила сесть.

— А как твои дела?

— Досконально изучил захваченный участок, а все остальное время пробыл в левофланговом батальоне полка. Готовлю поиск. Четырежды пересекали линию фронта в этом батальоне разведчики и возвращались с пустыми руками. В трех случаях теряли людей. После разведки боем и допроса пленных кое-что прояснилось. Но если снова вернутся без «языка», пошлю взводного. А если и у них провал — пойду сам.

— Может, вначале мне попробовать в качестве взводного. Как ты смотришь? — спросила Тоня.