В двух битвах

— Придется сходить. Ты с пустыми руками не вернешься. Сомнений в этом у меня нет. Готовься. Но линию фронта ты будешь пересекать после моей неудачи. Да, да, — остановил рукою Тоню, вспыхнувшую и готовую возразить. — Только так, и никаких обсуждений! Сама же обещала выполнять все мои распоряжения неукоснительно. Я это обещание хорошо усвоил и буду непреклонен! И в этом смысле я теперь тебя вполне понял, мне стало действительно легче работать.

После этих слов Гус, наверное, рассмеялся бы, но в дверь постучали, вошел старшина. Тоня встала и, сказав, что ей все ясно, вышла из блиндажа.

4. Перед партийным судом

В дни затишья большую активность развернули полковые и дивизионные разведчики. Они много самых неожиданных неприятностей доставляли врагу. Редкий день выпадал, когда разведчики дивизии не поднимали бы шум в лагере противника и не притаскивали «языка». Они возвращались обычно уже под утро. Однажды разведчики приволокли немецкого повара и кухню, заправленную горячей кашей. Ради смеха заставили пленного угощать завтраком советских солдат и только после, когда котел оказался пустой, его повели на допрос.

Но и гитлеровцы в долгу не желали оставаться. Они максимально активизировали свою разведку. В батальонах первой линии начали исчезать отдельные солдаты. Это обстоятельство насторожило руководство соединения, заставило комдива и политотдел принять меры по поднятию бдительности, особенно на переднем крае. В каждой роте было введено обязательное ночное дежурство офицера. В секреты подбирались более опытные люди. Ввели в практику внезапные ночные проверки. Передний край удалось закрыть наглухо. Но, как часто бывает, установившееся спокойствие на передовой через некоторое время привело к притуплению бдительности и порождению благодушия. В одну из темных ночей в 74-м стрелковом полку исчезло сразу трое рядовых. Расследование не установило, куда делись эти солдаты: или они были схвачены вражеской разведкой, или, что еще хуже, дезертировали.

В полк прибыли политотдельцы. Они установили, что служба на переднем крае во 2-й роте 1-го батальона поставлена плохо; выяснили серьезные недостатки в воспитании людей. И вот тогда было принято решение: привлечь к партийной ответственности командира полка подполковника Осечкова и военкома старшего батальонного комиссара Копалова.

Выездное заседание парткомиссии с участием начальника политотдела назначалось в полку. Дождливый осенний день угас. На передовой было тихо. Перестали стучать пулеметы, не рвали землю снаряды и мины. Николаев и два члена парткомиссии пробирались до передовой пешком. Надвигалась темная ночь. Николаев молчал. Дневные хлопоты изрядно утомили его, а тут еще эти неполадки в полку. Думы, думы лезли ему в голову.

«Ах, Осечков, Осечков! Как же ты, братец, опростоволосился? Кадровый офицер, смекалистый, тактически грамотный — и вдруг потерять сразу трех человек. Куда же вы смотрели? Где был комиссар? Знали ли вы, что делается на переднем крае? Всерьез ли думали о бдительности?»

Осечков и Копалов их ожидали. Командир полка коротко доложил Николаеву. Поздоровались. Копалов сообщил, что продолжающиеся поиски «трех» все еще не дали положительных результатов.

Когда из соседнего полка подошел еще один член парткомиссии, Нигмитзянов начал заседание. Обсуждение проходило бурно. Желая смягчить остроту вопроса, опытный, не без хитринки Осечков пытался вначале свести все дело к случайности.

— Я прямо и определенно скажу, — пояснял уверенно командир полка, недобро взглянув цепкими небольшими глазами на Николаева, а потом на Нигмитзянова, — по исчезновению трех солдат делать, так сказать, выводы о резком упадке дисциплины в ряде подразделений полка, запущенности воспитательной работы, об ослаблении руководства, обвинять в других грехах — это пожалуй, будет преждевременно. Это не соответствует действительности.

Осечков подробно рассказывает, какие мероприятия были проведены в части за последние три недели. Не навязчиво, а как бы между прочим напомнил, как дрался полк во встречном бою. Сколько отразил он за это время атак противника.

— Следовательно, делать такие тяжелые выводы по одному незначительному и, я бы сказал, совершенно случайному факту не следует, — тоном незаслуженно обиженного и даже в какой-то степени оскорбленного человека закончил Осечков свое объяснение. В его повелительном тоне, резких, безапелляционных выражениях проскальзывали нотки того, что вроде бы и не за что его разбирать на партийной комиссии. И вообще, вся эта затея с выездом в полк совсем не нужное дело.

Более правильную, партийную позицию занял военком Копалов. Обычно вдумчивый, неторопливый, сдержанный в выражениях, на заседании он вел себя осторожно, не горячился. В отличие от Осечкова, комиссар считал факт исчезновения трех человек не случайным, а результатом ослабления работы в том батальоне, где произошел этот тревожный случай.

— Я, как комиссар, — говорил Копалов, — первым несу за это ответственность, и на парткомиссии, считаю, разбирают меня по делу.