В двух шагах от рая (СИ)

Все это время, как ее учили, Сита держала в памяти образ своего мужа. Она просила здоровья, долголетия, благополучия для него, еще она просила, чтобы он стал прежним, тем Майком, которого она любила… когда-то. Перед глазами встал образ Тадао. Его слова, мука и раскаяние в голосе, когда он разговаривал с драконом. Внешне такой сильный, а на самом деле — ранимый. Сита попросила за него. Может, это была жалость, может, нерастраченное материнское чувство, но отчего-то ей захотелось защитить, уберечь военного от всех, всего мира и в первую очередь — от него самого. Когда она закончила обвязывать ствол, образ майора окончательно вытеснил лицо Майка, девушка просила уже за Тадао.

17.

Один мужчина накопил денег и отправился на дорогой курорт. Там он жил в шикарном номере, вокруг ходили красивые девушки и всячески угождали ему.

«Вот бы всю жизнь так, - подумал мужчина, - не работать и, чтобы вокруг меня девушки и обслуживали меня, и исполняли мои желания».

По дороге домой, мужчина попал в аварию и его парализовало. Теперь он не мог ходить на работу, и молодые медсестры обслуживали его и исполняли желания.

ТАДАО

- Расскажи еще о своей вере, монах.

- Что вы хотите услышать?

- О… о прощении, - слова давались с трудом, - ты говорил, если человек искренне раскаивается в своих грехах, ваш бог простит его.

Монах покачал головой. В отличие от предыдущего утра, у него были красные от недосыпа глаза. Не иначе, в эту ночь пришли гости.

- Бог не мой, не наш и не твой, он един, называй, как хочешь – Иисусом, Буддой или Аллахом. Два века назад представители различных конфессий христианства договорились об объединении. Службы, по-прежнему, отличаются, но мы уже одной церкви.

- Я читал об этом, христианство начало стремительно терять верующих, нужно было что-то делать.

- Может быть, а может, время пришло.

В это утро туман оказался жиже обычного, стали видны камни, окружающие гостиницу, дорога и даже колонна. Мы с Кельвином расположились на террасе, что оказалась на заднем дворе. Главным образом потому, что холл облюбовал неудачливый самоубийца-калека – друг хозяина гостиницы. Едва мы расположились за одним из столиков, он подсел, и это пол беды, но начал рассказывать свою историю, так что, не сговариваясь, лишь переглянувшись, я и монах отправились на улицу.

- Так что, насчет прощения? – голос слегка дрогнул, и я скрыл эту дрожь, прочистив горло.

Кельвин смотрел вдаль, то ли не слыша моего вопроса, то ли, думая о своем. Я уже собрался повторить, когда губы собеседника разлепились.

- Я не богослов, не проповедник, я лишь смиренный служитель, поэтому… не знаю, слова могут быть не всегда верны. Например, святой Августин в своем труде «De Civitate Dei» утверждал, что мы в этом мире – чужие, наш истинный дом – вечный город, который ждет верующих, после смерти. Тот же Августин был уверен, что все в мире предопределено, и Бог назначил судьбу каждой душе с самого начала.

- Не очень обнадеживает, - и не совсем то, что хотелось услышать.

- В этом аспекте официальная церковь склонна не соглашаться с Августином.

- Я хотел уточнить, насчет прощения за уже совершенное, что ваша церковь, Августин, еще кто говорит об этом. Каков выход для грешника, а, совершивший зло, насколько понимаю, по вашей вере есть грешник.

- Ну, перво-наперво, следует пройти крещение.

- Официальный, так сказать, переход в вашу веру?

- Не совсем, совершая обряд крещения, ты подтверждаешь, что отдаешь себя Богу. Ты раскаиваешься в прошлых грехах, прошлой жизни, смываешь их, очищаешься в воде и обновленным, омытым, предстаешь перед Господом, вверяя себя, свою душу, жизнь в руки его. Долгое время христианство рассматривало крещение, как повторение жизни Иисуса, который умер, а затем возродился, однако сейчас мы вновь вернулись к изначальному, истинному смыслу. Все мы вышли из утробы, из воды, и здесь, погружаясь в воду, ты как бы умираешь, прошлая личность, прошлые благовидные или нет поступки, а появляется уже новый человек.

- Нырнул-вынырнул и все, ты прощен?

- Ты не просто ныряешь, ты смываешь с себя то, что хочешь смыть, желаешь оставить в той, прошлой жизни. Без духовной составляющей любой обряд – лишь пустое, ничего не значащее действо. Водолазы, погружаясь и выныривая, не проходят каждый раз крещение, ибо отсутствует духовная составляющая. Вода лишь символ, главная работа и главный обряд – внутри. И исповедь, без внутренней работы, лишь простое перечисление грехов и пустое сотрясание воздуха.

- Исповедь? – слово далеко не новое, но хотелось услышать, что скажет монах.

- Исповедь, это не рассказ, или перечисление своих грехов, ты как бы заново переживаешь их, содрогаясь от отвращения к самому себе, тому, кто совершил их, ты выталкиваешь их и все, что привело к ним, из себя, искренне раскаиваясь и надеясь, что подобное не повторится вновь. Но исповедаться можно не только человеку, но и непосредственно Богу. Искренняя, идущая от души молитва – вот что достигает ушей его. Как уже говорил, без внутренней работы, это лишь пустое сотрясание воздуха.

- И он простит?