— С собакой сюда нельзя. Если хочешь войти, вели ему лечь во дворе.
Но мне не удалось заставить Луока лежать спокойно. Едва я отворачивался, как он бросался следом за мной, и мне в конце концов пришлось остаться. Заглянув внутрь, я увидел, как отец, вытерев в уголке у входа ноги, сел на красивой пестрой циновке, разложенной против низкого круглого столика.
Лукку гостеприимно налил в чашечки воду, приглашая отца выпить, и они о чем-то заговорили. В пагоде было множество Будд, совсем как во вьетнамских пагодах. Отличие было лишь в том, что здесь под маленькими столиками громоздились глиняные горшочки с прахом кремированных людей; на крышке каждого такого горшочка был привязан квадратный белый лоскут, сбоку приклеена бумажка с именем и датой смерти.
Из небольшого домика справа во дворе пагоды, громко разговаривая, вышли несколько мальчиков с книгами под мышкой. Они поклонились появившемуся следом за ними молодому бонзе и побежали наперегонки вниз по каменной лестнице.
Из пагоды вышел отец, неся в руках что-то завернутое в желтую бумагу. Он обернулся и поклонился лукку. Тот, выйдя следом, как будто хотел что-то сказать, но передумал и окликнул нас, только когда мы были уже у лестницы. Отец оглянулся. Лукку, подняв вверх палец, сказал медленно, отчеканивая каждое слово:
— Ры сэй теонг кап, боонг ла чроу кса!
Отец повторил несколько раз «пат», пат»[49]
и низко поклонился.— О чем вы там так долго говорили? — спросил я.
— О многом… Он спросил, куда дошел враг, где наши… — весело ответил отец.
— А лекарство для Ко?
Отец показал желтый сверток:
— Вот оно! Сделано из ста сортов птичьего помета и костей ядовитых змей. Принимать внутрь и смазать снаружи, и все быстро пройдет. Денег не взял — подарил.
— А что он тебе только что сказал?
Отец помолчал немного, внимательно глядя на меня, потом ответил:
— Все-то тебе знать надо! Он сказал «хочешь срубить бамбук, убери лианы…» То есть это значит, что, если мы хотим отразить врага, нужно прежде всего избавиться от тех, кто им помогает!
— А эти мальчики в пагоде, они учатся молитвам?
— Нет, грамоте. В кхмерских селах нет школ, и дети учатся в пагоде. Лукку в селении самый влиятельный человек.
— Нам повезло, что мы встретили такого хорошего лукку, правда?
Отец кивнул и почему-то с улыбкой посмотрел на меня. Мы пошли к лодке, не обращая внимания на бегущих за Луоком собак, которые снова подняли громкий лай.
Ко выпил лекарство и смазал им больную ногу. Скоро ему стало намного лучше, и он даже смог сесть. Подарок лукку и впрямь оказался волшебным снадобьем. Отец тут же завернул в тряпицу клыки крокодила и отнес в пагоду — лукку сможет обточить их и сделать красивые шахматные фигуры.
Мама просила на денек задержаться здесь, чтобы она могла сходить в пагоду помолиться, но подул попутный ветер, начинался прилив, и отец не согласился. И, когда наступил вечер, мы продолжили наш путь. Куда он приведет нас?
Глава XVII
ПТИЧИЙ БАЗАР
В этих краях на таких маленьких джонках, как наша, парус не ставят, он очень громоздкий, без него лодка намного легче. Вместо паруса ставят срубленное деревце кустистой пальмы, которые во множестве растут здесь вдоль берегов.
Наша лодка входила в большую реку с четырьмя такими зелеными «парусами», воткнутыми в отверстия для уключин. Ветер был такой сильный, что гудел в них и два дня и две ночи стрелой мчал нашу лодку вперед. Наконец возле рынка Солнца отец «спустил» паруса, бросив их в реку Хозяйке вод[50]
.Этот рынок назвали рынком Солнца, наверно, потому, что он собирался на косе у канала, который так и назывался — канал Солнца.
Ко сказал мне, что здесь продают птиц. Когда мы приехали, на рынке еще никого не было. Отец все же поставил лодку, надеясь продать крокодиловую кожу, которой у нас оставалось еще довольно много.
Солнце палило нещадно. Небо было чистым, словно широко распахнутым до самого горизонта. Канал, рано утром слегка окрашенный в цвет персика, постепенно стал превращаться в поток слепящей ртути. Вдоль берега было разбросано несколько лавчонок. Растрескавшаяся от зноя земля перед ними была сплошь покрыта высохшим птичьим пометом, и ветер кружил над ней перья, сверкавшие в лучах солнца.
С раннего утра к пристани стали съезжаться лодки, и скоро все было забито битком. Нос одной лодки привязывали к корме другой, и на канале стало черным-черно. На лодках и на берегу громко кричали птицы. Из всех лавчонок и харчевен вкусно пахло жареным, и не умолкала дробь ножей на кухнях.
Отец сидел и потягивал вино в шумной харчевне, где были сплошь одни женщины и дети, лакомившиеся похлебкой из дичи. Кусок блестящей крокодиловой кожи он вывесил прямо у входной двери.