В этой истории не будет злодея, и человек есть закон

А в метро пахло просто ужасно. Даже цитрус с примесью шоколада, витавший в воздухе среди пустых разговоров и праздничных обещаний, не мог спасти Лин от назойливого запаха пластика и запыхавшихся тел. Она давно не пользовалась общественным транспортом, не проходила через турникеты и не касалась ледяных металлических поручней. Хён Сок отдал ей свою машину и даже бровью не повёл тогда, когда она перестала её возвращать, но теперь Лин была намерена это справить. Того безжизненного призрака, что вместо брата встретил её на больничной койке, она уже не сможет забыть. С тем, чтобы начать исполнять обещания, тянуть больше не стоило. Хоть Лин и не хотела воздавать ему по вдруг возникшим заслугам и признавать в брате героя, она не могла не согласиться с его достоинством. Хён Сок не заслуживал почестей, не был образцовым братом и даже просто хорошим человеком, но ценность жизни его не могла и дальше оставаться ею непризнанной.

С самого утра на шее Лин уже была невидимая розовая вода. Глаза её блестели, кожа сияла, а платье идеально выделяло то, что должно было подчеркнуть. Она всегда основательно готовилась к каждой встрече с ним, тщательно повторяла всё то, что они недавно проходили в колледже на случай, если он вдруг об этом спросит, и держала при себе нераскрытую упаковку сигарет его любимой марки. Лин купила её сразу же, как узнала о его привычке в обеденный перерыв скуривать ровно три сигареты. В пачке их было двадцать, а потому каждую неделю он неизбежно хотя бы раз попадал в её ловушку. Парень просто не мог отказать ей в желании провести с ним лишние полчаса после того, как она сама добавляла ему недостающую сигарету, что, конечно же, по воле случая всякий раз оказывалась у неё в кармане. Он ещё ни разу не спрашивал, зачем она носит их с собой без зажигалки.

Ни мужчины, ни женщины на неё не смотрели, но Лин хотелось думать, что когда-нибудь кто-то из них наконец заметит этот новый бледно-голубой платок, что бантом лёг под её подбородком, своими волнами ниспадая в распущенные волосы. Она не засматривалась в окна, не заглядывала в двери, не обращала внимания на шумных пассажиров, да только лишь грезила мечтами о том, как чей-нибудь взгляд упадёт на нарядный бумажный пакет у неё в руках так, словно бы это внимание одобрило бы все её действия. Чужой взор мог зацепиться за имя винной лавки на свёртке, скользнуть по рукам и заметить, как прилежно она его держит, будто бы сама ни за что в жизни не попробовала бы алкоголя. Она сидела с видом, напоминающим ученицу старшей школы. А всё лишь потому, что сама Лин после выпуска ни разу не чувствовала себя самой собой. Для неё всё было куда проще в те дни, что она проводила под присмотром учителей, точно знающих, что и как ей нужно делать. Теперь же Лин ни на грамм не была уверена, что даже в вагон метро зашла подобающе и не обронила собственную душу на те рельсы, над которыми трясся её вагон.

Потом он разбил её бутылку вина. Точнее, она как-то сама раскололась, когда Лин выронила пакет из собственных рук. Но всё это случилось из-за него, просто зло своё он совершил с помощью Лин. И злом этим стал настоящий грех. Он был змеёй. Он искусил её, предал, заставил верить, что она ещё может на него понадеяться, стоит ей лишь обратиться к нему, парню, безропотно доверяющему каждому её слову, которого она всегда могла поддержать и пленить в своём сердце. Но теперь весь тот обман, что она сама себе придумала, обернулся для неё глупой шуткой, ведь пока Лин страдала без возможности его исцелить, он своим безотрадным лицом измывался над её глупыми мечтами стать для кого-то особенной. Она была не нужна ему. Он держал Лин рядом лишь потому, что она сама ему то позволяла. Ей хотелось быть для кого-то опорой, но пока её не было у самой Лин, надеяться на неё ни для кого не было смысла. А она всё никак не хотела этого понять.

Он стоял в дверях в своей растянутой футболке и серых домашних штанах. Тёмные волосы его были растрёпаны, а серые глаза безучастно смотрели куда-то сквозь Лин. В квартире кто-то шумел, а маленькие ножки шлёпали по паркетному полу. Ему было не до неё. Опять. И так было каждый раз, как она заходила к нему, чтобы предложить своё никому не нужное неравнодушие.

— С Рождеством… — Начала было Лин, но голос, одним лишь своим твёрдым тоном повелевающий ей уйти, не дал закончить ещё не поднявшийся шум череды добрых слов и пожеланий всего наилучшего. Его взгляд упал на чёрное стекло в её руках, и глаза не смогли оторваться от штампа винодельной Сафэкса.

— Ты не должна вот так приходить, мы с тобой ни раз говорили об этом. Я просил тебя не приносить в мой дом ничего, что может напомнить о ней. — Он тяжело выдохнул, даже не подумав поёжиться от прохладного воздуха улицы. — Слушай, Лин, то, что я иногда обращаюсь к тебе за одолжением, не значит, что ты можешь делать со мной всё, что захочешь.

— Но как? Я же…