Короткое платье и белые чулки до колен. Квон Лин была не намерена продолжать думать о прошлом и минуту своего Рождества. Праздники она любила, но обстоятельства не позволяли ей придавать им большого значения. Хён Сок никогда не был с ней точно так же, как и отец во времена их детства, когда отлучался на работу лишь с редкими перерывами на семью. Но она была другой. Конечно, она всегда видела в себе мамину переносицу и те же уголки глаз, но тушь для ресниц и очки отлично это скрывали. У неё всегда была папина походка, его длинные пальцы и другие подробности, которые она не хотела замечать. Но всё оно было и не видно теперь, когда она умелой рукой прикрыла бёдра плащом, а стопы вынудила принять форму туфель. Ей ещё было куда пойти, и Лин собиралась сбежать туда без промедлений.
Улицу Сан-Себастьяна захватили люди, запахи корицы, апельсина и кем-то занесённый под купол снег. Дети собирались в совсем крохотные отряды, планируя поездки за пределы Округа ради зимних забав, старики безропотно терпели колядующую молодёжь, а авантюристы во весь голос поздравляли всех в этот час появившихся с Рождеством. Хоть подобное и не было принято, но не будь ты католиком, с их правилами ты не можешь не согласиться. Так решили ещё с полвека назад — легче выделить людям собственные кварталы, чем примирить их религиозные взгляды. А на Себастьяне было принято чтить мнение Луиса Кортеса, и даже его поддержку приучения Рождества с наступлением Нового Года.
Самой Лин всё то было равнодушно, только бы ей не жужжали над ухом с библией и крестом. Её волновало одно — как найти то, что примет парень, не считающий ни одно торжество особенным. Хотя, пожалуй, он в принципе мало чему придавал хоть какое-то значение.
Люди сновали по разукрашенным в жёлтый и зелёный улочкам. Гирлянды было не сосчитать, а на религиозный манер составленных сценок было и того больше. Бесконечные ряды пряничных домиков пылились на столах, а ещё влажная земля с нескрываемым удовольствием предоставляла свои скользкие тропинки проходимцам. Себастьян сиял, улыбался во все тридцать два зуба своими белоснежными, словно жемчужными ёлочными игрушками. Именно столько насчитала Лин до того, как это начало надоедать. Ей всё чаще приходилось засматриваться на разношёрстный товар наспех сооружённых лавчонок, слишком уж заманчиво звучали лозунги их владельцев.
Стоило малышу отвернуться, как губы Лин в мгновение распрямились. У неё не было сил стараться и потакать правилам приличия, но один только детский взгляд наложил вето на все отказы. Никто не мог уличить Лин в притворстве, ведь ни одна душа попросту не обращала на неё внимания. Как и всегда, она оставалась частью толпы, и не смела и подумать о том, чтобы жаловаться. Потому что и сама Лин смотрела на всех равнодушно.
Сборище зевак увело её далеко за пределы Сан-Себастьяна, а Лин и не сопротивлялась. В центре первого Округа всегда можно было найти что-то стоящее, ведь не даром именно здесь стоял памятник Луису Кортесу, так активно завлекающий и туристов, и тех, кто и так мог смотреть на него из окна своего дома. Яркие вывески прятали за собой бывших прохожих, что уже успели на обед приземлиться в одном из множества кафе, а бесчисленные вымпелы золотистой тесьмой сверкали под редкими лучами солнца.