В финале Джон умрет

– Пока – что? Можно мне с вами? – встряла Эми.

Почему-то после этих слов Тайлер с жалостью посмотрел на Джона и плюнул на землю. На Среднем Западе выплевывание табака является методом невербального общения. Наверное, в детстве Тайлер часто проливал кофе, а сейчас у него была здоровая кружка-непроливайка – одна из тех, которые сильно расширяются книзу. При каждом глотке казалось, что он говорит в мегафон.

– Потом поговорим, – сказал я.

Эми уронила бутылку и разочарованно вскрикнула – словно кошка, на которую наступили. Я потянулся, чтобы помочь, но она ударила меня по руке и продолжила борьбу с крышечкой.

– Домой ей возвращаться нельзя, – продолжал я. – Не знаю, есть ли у нее деньги или нет, но мы что-нибудь придумаем. В крайнем случае будет спать на моем диване.

Джон вопросительно посмотрел на меня.

Тайлер хитро прищурился.

– Вот интересная история, – сказал он. – У моего брата с женой родился ребенок с синдромом Дауна: заливает все слюной, срет в штаны и все такое. Они попросили мою маму посидеть с ним пару раз, и еще пару раз, а потом она стала сидеть с ним каждый вечер. Каждый вечер, черт побери. Знаете, что произошло потом?

– Твой мозг вытек из ушей? – предположил я. Эми перестала мучить бутылку и смотрела на нее, застыв на месте. – Ладно, мне пора…

– Нет, ты послушай, брат. Послушай. Они оставили пацана в мамином доме и теперь время от времени заезжают в гости, а маме приходится каждый день кормить и мыть это существо. Круглосуточная работа. Ни в лото поиграть, ни на свидание сходить, ни еще чего – словно тюрьма. А все потому, что мама хотела быть доброй.

Эми свирепо взглянула на него, придумывая реально убийственный ответ, но потом скривилась, как будто надкусила яблоко и увидела в нем червяка. Она сделала два шага к моей машине, поднесла ладонь ко рту и согнулась.

Совет: если вам кажется, что вас сейчас стошнит, не надо подносить ладонь ко рту, пытаясь поймать то, что рвется наружу. Рефлекс не работает – блевотина просто разбрызгивается во все стороны.

Эми стояла в снегу, а рвота стекала с ее ладони и собиралась в лужицу у ног. Неловкая ситуация. За моей спиной раздались бормотание и смех.

Я подошел к Эми.

– Идем.

Я подвел ее к машине, усадил на сиденье, подбежал к задней двери и достал красно-белую сумку-холодильник. Это моя аптечка. В ней лежал моток изоленты, пара штанов, конверт с двумя сотнями долларов, два пакета сухофруктов, два пакета сушеной говядины, три бутылки с водой, рулон толстых салфеток, которыми пользуются механики, небольшая металлическая труба – отлично подходит для разбивания голов – и накладная борода. На всякий случай.

Я вытащил бутылку воды, намочил салфетку – и почувствовал себя идиотом, когда понял, что Эмми не сможет ее взять. Единственную кисть залила рвота.

– Вот. – Я взял девушку за запястье и вытер рвоту. Эми с отвращением сморщилась, но я, если честно, не припомню ни одной вечеринки у Джона, где кого-нибудь не стошнило либо на меня, либо рядом со мной. Так что я вроде как привык.

– В седьмом классе я пригласил Эмили Паркс на осенний фестиваль. Первое в жизни свидание. Мы бродили по парку аттракционов, ели пончики, конфеты, пили лимонад – ну, как обычно. Потом мы сели на «чертово колесо», и в са-а-амом конце я согнулся в три погибели и наблевал Эми на колени. Колесо остановилось, ну, ты понимаешь, чтобы пассажиры смогли выйти. Мы оказались на самом верху. И ждали. Она сидела с блевотиной на коленях и плакала. Мы ждали це-лу-ю веч-ность.

Ладонь Эми уже была чистой. Я выбросил грязную салфетку, дал девушке новую и бутылку воды.

– На следующее свидание я пошел, когда учился в старших классах, – сказал я, сделав шаг назад. – Мне было семнадцать, а я даже не держал девушку за руку. И все потому, что где-то в голове у меня засело: непременно наблюю.

Эми молча выпила воды и вытерла следы рвоты с брюк и ботинок. На таком морозе пальцы, наверное, уже совсем замерзли. Краем глаза я увидел выражение ее лица и знакомый взгляд: смущение, которое практически парализует тебя. Казалось, что ей хочется провалиться под землю, и чтобы земля на этом месте еще и травой поросла.

В моей голове разлилось тепло, а перед глазами все покраснело, словно кто-то налил в череп соус «табаско». В животе закололо, мышцы напряглись. Я поднял грязные салфетки и пошел к мусорному баку, в тот угол стоянки, где были Тайлер и остальные. Когда я выбросил салфетки, Тайлер наклонился ко мне и шепнул:

– Ты хороший парень, Дейв, так что будь осторожен. Это все, что я хочу сказать: будь осторожен. Если будешь добрым, тебя поимеют.

В глазах потемнело. Жгучая боль в руке. Кровь.

Меня схватили за куртку и потащили. Костяшки пальцев ободраны, челюсти сжаты, во рту теплый, медный вкус крови. Тайлер стоял на четвереньках, его нос и губы были разбиты. Он рычал, говорил, чтобы меня держали, что я долбаный психопат, что я ему нос сломал. Затем появилось лицо Джона. «Спокойно, спокойно, остынь, уходи». Я посмотрел на зудящие руки: кожа на костяшках рассечена, словно я бил по бетонной плите. Джон оттолкнул меня от остальных и сказал кому-то: