В глубине души

Украшения были дорогими, и их было много, но было нечто отталкивающее в этих переплетенных в бесформенные узлы золотых цепочках, сияющих тусклым огнем бриллиантах и помертвевших серых жемчугах. Инночке показалось, что она принимает в наследство несчастные судьбы этих двух ушедших из жизни женщин, и ей стало не по себе.

— Что, не нравится? — Алик испуганно потянулся к шкатулке.

— Нет, очень нравится, — солгала Инночка и спрятала подарок за спину.

— Ну, тогда носи на здоровье.

— Спасибо. — Инночка еще раз взглянула на украшения и подумала, что надевать все это ей вовсе не обязательно, а отказаться от такого шального подарка может только сумасшедшая.

Алик не знал, чем еще угодить невесте. Куда посадить? Как развлечь? К своему ужасу, он чувствовал, что в нем просыпается былое желание. Это требование организма в его преклонные годы было настолько неожиданным, что Алик растерялся. И, как неопытный подросток, все никак не мог понять, как лучше подступиться к этому вопросу. В Инночкином поведении все указывало на то, что она рассчитывает на невинный платонический союз двух вышедших в тираж стариков, и Алик до смерти боялся вспугнуть невесту своими притязаниями. Окрыленный новым чувством, он подтянулся, помолодел, вынул из гардероба и надел на себя все самое лучшее и выглядел теперь настоящим франтом: дорогой пиджак, вместо галстука — шарфик, чтобы прикрыть дряблую шею, рубашка с золотыми запонками. В общем, с таким кавалером не стыдно показаться. Но Инночка, похоже, так не думала. На улице она всегда убегала на несколько шагов вперед, походка у нее была упругая, стремительная, и Алик никак не поспевал за ней своей стариковской поступью. Общественных мест Инночка старалась избегать и на предложение посетить ресторан всегда отвечала: а может, лучше дома? В общем, впечатление складывалось такое, будто она его стесняется. Алик старался всего этого не замечать, потому что если заметить, то надо же с этим что-то делать? А сделать он решительно ничего не мог. Страсть, настоящая страсть полностью подавила его волю. Алик никогда еще не испытывал такого рабского чувства к женщине. Было в этом состоянии что-то унизительно-прекрасное — вот так полностью отдаться на волю другого человека, не оставляя за собой никаких прав. Дело шло к свадьбе, а Алик все ходил и ходил вокруг невесты, ни звуком, ни жестом не решаясь намекнуть на свои низменные желания.

Инночка же была как будто не в себе. Она то смеялась, то плакала, то вдруг начинала скупать совершенно ненужные вещи и все удивлялась тому, как Алик безропотно вынимает кошелек и платит, не глядя на цену. «Господи, ну почему, почему он такой старик? — думала она, стараясь подавить в себе отвращение. — Один раз за столько лет улыбнулась удача, и обязательно в лице такой развалины». Сама Инночка, невзирая на солидные годы, чувствовала себя совсем молодой, ее организм словно не поспевал за возрастом: движения не утратили упругой гибкости, лицо оставалось гладким, без всяких мешков и складок, как это бывает у старух. На нее еще оборачивались мужчины, и их взгляды зарождали в душе надежду, что старость так и пройдет стороной, не оставив на ней безобразных отметин. Со смерти Гарика прошло уже пятнадцать лет, а Инночка все никак не хотела мириться с мрачной действительностью. Душой она еще пребывала в той радостной и беспечной атмосфере, в которой протекала тогда их семейная жизнь. Это нежелание расстаться с прошлым, видимо, и оказывало на нее омолаживающее действие. Она не признавала этих прожитых без Гарика лет, и время как будто отступило от нее, осталось на той точке, где закончилась ее счастливая жизнь.

Алик ловил на себе брезгливые взгляды невесты и думал: лет двадцать назад она смотрела бы на меня совсем по-другому. Поздновато, конечно, для таких чувств, но ничего, ничего, привыкнет.

Накануне свадьбы Алик совершил большую ошибку. Он пригласил невесту на пляж. Что это ошибка, стало ясно позже, а поначалу он ничего такого не думал и был полон радостного предчувствия увидеть невесту в купальнике.

В Серебряном Бору было полно народу. Алик вышел из кабинки для переодевания и сквозь мелькание человеческих тел увидел, как Инночка снимает через голову легкий шифоновый сарафан. Алик остановился, взглянул на свои голубые ноги и выпирающий неровный живот. Ему захотелось спрятаться в кабинке, он даже сделал шаг назад, но было поздно, Инночка его заметила и приветливо взмахнула рукой. Она была такой молодой, такой стройной в своем пестром бикини. Алик почувствовал смущение. Он нес свое бледное дряхлое тело, осторожно ступая неверными ногами по неровностям пляжа, и ему казалось, что Инночка всем своим моложавым видом, загорелой, подтянутой фигурой смеется над ним.

— Ну что ты ползешь, как краб! — крикнула Инночка и приставила руку козырьком к глазам. — Пойдем скорее купаться!

Алик аккуратно сложил на траву брюки, рубашку и, глядя исподлобья на невесту, со злорадством отметил, что вблизи она выглядит не так уж молодо. Конечно, не на шестьдесят, но и не на тридцать, как ему показалось издалека.