Врачиха отпрянула от Алика и, отерев обеими руками пот с лица, отряхнула ладони.
— Все! — победоносно воскликнула она. — Родственники кто-нибудь есть?
Инночка плохо соображала. Она только видела сквозь множество голых ног, как Алик судорожно откашливается.
— Родственники, родственники! — засуетились в толпе сопереживающих.
Инночке вдруг захотелось спрятаться: родственницей она не была, а объявить себя сейчас на весь пляж невестой было как-то дико.
На берегу появились люди в белых халатах с носилками в руках.
— Вот, «скорая» приехала, — услышала Инночка из толпы, — а где же кто-нибудь из родных? Неужели дед на пляже один?
— Да нет, не один он, — подала голос Инночка. Она уже собралась с силами и поднималась на ноги.
— Так вот, вот же жена! А что же вы до сих пор молчали, гражданочка?
— Да ей самой неотложку надо, не видишь, что ли? Бедная женщина от страху еле на ногах держится. Вам помочь?
— Не надо. — Инночке было обидно. Обидно, что ее сразу приняли за жену такого старого человека и вот теперь обращаются, как с немощной старухой. Инночка постаралась взбодриться.
— Это ваш муж? — спросил приехавший доктор и как-то небрежно ткнул пальцем в лежащего на земле Алика.
— Видите ли… — Инночка хотела объясниться, но в этот момент поймала на себе взгляд Алика. Он смотрел на нее снизу вверх, как смотрят поверженные — с мольбой и надеждой.
Инночка запнулась.
— Мы забираем его в больницу, — продолжал врач, не дожидаясь ответа. — Если хотите, можете поехать с нами. Место в машине есть. — С этими словами он сделал знак рукой двум сопровождавшим его мужчинам, и те, ловко подхватив Алика за руки, за ноги, водрузили его на носилки и быстро побежали в сторону дороги.
Алик беспомощно приподнялся на локте и потянулся рукой к Инночке.
— А как же я?.. — пробормотала Инночка, в растерянности глядя вслед удаляющимся носилкам.
— А вам своими ногами придется дойти, — усмехнулся доктор.
— Да?! — Инночка на ватных ногах сделала шаг в сторону машины.
— Стойте, гражданочка, — смягчился доктор. — Вещи-то соберите. Вас в купальнике в больницу не пустят. И поскорее — нам здесь рассиживаться некогда. Не вы одни тонете.
В машине «Скорой помощи» было тряско. Инночка сидела на жестком сиденье и, сжимая в своей руке ледяную ладонь Алика, наблюдала за тем, как мерно покачивается из стороны в сторону голова санитара, похожего на китайского болванчика, с таким же большим бесформенным животом и щекастой головой на тонкой шее. Равнодушие ко всему происходящему было выгравировано на его лице. Чужое горе его не трогало, он к нему привык. Инночке было холодно. Холод исходил от бесчувственной руки Алика, от безразличного санитара, холод был у нее внутри, такой, как будто она проглотила льдинку. Инночка старалась вести себя так, как это приличествовало в подобной ситуации; смотрела на Алика обеспокоенными глазами, пожимала ему руку, говорила обнадеживающие слова, но при этом ее не покидало чувство, будто все это ненастоящее — и эта машина, и Алик, и она сама. Будто она смотрит в замочную скважину и видит там себя. И от этого ей становится не по себе, в голове все путается. Она больше не хочет выходить замуж за Алика, не хочет держать его за руку, и квартиру его она не хочет. Что она делает в этой машине? Ей нужно домой, к внукам!
«Скорая помощь» остановилась, санитар перестал раскачиваться.
— Приехали, — произнес он неожиданно писклявым голосом. Этот почти девичий голос у такого крупного мужчины был настолько удивителен, что Инночкины мысли сделали неожиданный вираж и потекли в другом направлении. Теперь она думала о том, что у Алика в квартире остались все драгоценности и норковая шуба, которую он ей недавно подарил, и, случись что, она не сможет получить их, потому что квартиру немедленно опечатают и будут искать прямых наследников или просто всё украдут. Надо бы поехать и все перевезти домой. Мысли эти были не ее, их как будто кто-то подложил ей в голову, привыкшую думать совсем о другом. Она не хотела этих мыслей, но они всё роились и роились в ее голове, причиняя почти физическую боль.
Тем временем Алика выкатили из машины. Теперь он лежал на высокой каталке, которая при движении издавала ржавый, скрежещущий звук. Они ехали по длинным коридорам, покрытым волнистым линолеумом. Вдоль стен стояли кровати, на которых лежали никому не нужные люди. Лежали, не двигаясь, с отрешенными лицами, как будто понимали, что обратно, в нормальную жизнь их уже никто не примет. Алика остановили перед дверью с надписью «процедурная».
— Вы, гражданочка, здесь подождите, — вежливо попросил врач, — мы вашего мужа обследуем и потом с вами поговорим.