В глубине времён

…умирает осень, от ветра скрипит калитка,
и цветёт на клумбе последняя маргаритка,

и висит на ветке яблочко с червячком,
повернувшись к солнцу мёрзлым своим бочком.

Облака плывут, похожие на овечек.
Появился в мире маленький человечек.

Дома ждут младенца глаженые пелёнки,
пузырёк зелёнки, и Лик именной иконки,

и в углу лампадка, и маленькая кроватка,
и грядущей жизни тайнопись и загадка…

* * *

Саше Лобычеву

Болит у тополя голова —
он будет листвой шуметь…
И если всё же мои слова
не олово и не медь,

и если вправду мои стихи —
признанье моей вины,
и если будут мои грехи
действительно прощены,

то, значит, в будущем стану я
потоком, текущим с гор,
поскольку всё-таки жизнь моя
не только словесный сор.

Когда-нибудь — ты меня прости —
я снова к тебе приду,
я буду в зарослях слов цвести,
как роза в чужом саду,

я буду новые песни петь
некстати и невпопад,
и буду в воздухе я висеть,
как ангел и водопад…

* * *

В конце семидесятых,
В объятиях зимы,
Скатёрку — всю в заплатах —
На стол стелили мы.

И, отутюжив блузку,
Закрыв на ключ альков,
Готовили закуску
Из плавленых сырков.

Да, был сюжет альковный
Искусно утаён…
Зато салат морковный
И торт «Наполеон»

Стол украшали бедный —
И я, тебя обняв,
Ждала, что нам целебный
Поможет чай из трав.

А снег летел и таял
В пространстве за окном,
И ты пластинку ставил,
Где пелась песнь о том,

Что всё на свете минет —
И мука, и любовь,
Что друг тебя покинет,
Что кровь твоя остынет,
Твоя остынет кровь.

Пел трагик, вторил — комик,
Огонь свечи дрожал.
А на скамейке томик
Тарковского лежал.