В глуши

Дон смотрит ему в глаза: Лукас взгляда не отводит.

— Все будет хорошо, — говорит она, хотя сама в этом не уверена. — Через пару дней вернемся к цивилизации.

На дне ущелья они делают короткий привал, чтобы выпить воды. Настает пора сойти с тропы к базе. Здесь теплее и темнее, все поросло деревьями, мхом и папоротником. Снега тут тоже меньше, он белеет клочками.

Дон надо пописать. Она проклинает себя за то, что не сходила раньше. Впрочем, ее и так ждала вся Стая, и вообще ей тогда не хотелось.

А теперь хочется. Она просит Лукаса задержать остальных буквально на минуту и скрывается за деревьями, желая уединиться.

Через несколько минут эта досадная задержка изменит жизнь всех членов Стаи.

62

Дон на дне ущелья. Голоса слышны, но вдалеке; вряд ли ее случайно заметят.

Стены ущелья простираются высоко вверх, к Вороньему Когтю, каровому озеру и крутой тропе. Внизу же лежат сугробы и пара поваленных деревьев, на которые Дон решает опереться, пока будет справлять нужду. Она пробирается к ним через лес и на полпути видит…

Она бы ничего не заметила, если бы не поскользнулась, запнувшись о корни, и не полетела вперед. И вот, оказавшись почти на земле, стоя чуть ли не на коленях, она заглянула за поваленное дерево…

И увидела.

Яркое пятно на черной земле и белом снегу — слишком приметное, кричащее, неестественное для природы.

Этот цвет создали в лаборатории — вероятно, из пластика и дикой смеси ядовитых красок. Он четко выделяется среди черного, белого и других оттенков серого, пусть даже виднеется из-под снега лишь слегка и скрыт среди камней и деревьев.

Желтый, ярко-желтый.

Цвет куртки Медвежонка Алекса.

63

Дон раньше никогда не видела трупов.

Алекс едва ли не полностью занесен снегом. Дон почти готова поверить, что перед ней всего лишь куртка, а не все тело.

Почти готова, но не верит.

Она осторожно пробирается к желтому клочку материи, словно тот может неожиданно ожить и напасть на нее.

— Эй? — окликает она. Голос дрожит, и ей почему-то становится стыдно — ее мозг еще не осознал увиденное и ей по-прежнему хочется писать.

Клочок желтой материи, которая может скрывать под собой мертвое тело, не отвечает.

Снега слишком много, чтобы сказать, есть под ним тело или нет.

Дон раскидывает снег мыском ботинка; это мало что дает, но она определенно чувствует под ним что-то более мягкое, чем камень.

Что-то, напоминающее человеческое тело.

Движения Дон настолько скованны и неуклюжи, что она поскальзывается и чуть не падает на желтую ткань, после чего прекращает это бесполезное занятие.

Она оглядывает ущелье, словно кто-то может вдруг появиться и помочь ей.

Никого.

Она садится на корточки у клочка желтой ткани, которая, если уж смотреть правде в глаза, скорее всего, находится на чьем-то теле. Задерживает дыхание. Протягивает руку, заметно волнуясь, и убирает снег с желтой куртки.

На ощупь под ней что-то довольно эластичное — точно не камень. Кто-то, одетый в эту куртку.

Из-под снега появляются молния, карман… Все это Дон совсем не радует — ведь значит, она трогает переднюю часть куртки, то есть где-то чуть повыше…

должно быть лицо.

64

Она старается чаще и глубже дышать носом, чтобы не стошнило; говорит себе, что даже если под снегом действительно Алекс, он уже мертвый, точно мертвый, и ничего не сможет ей сделать.

Она втягивает руки в рукава куртки, сдерживает дыхание и отворачивается. Тянется туда, где, по ее мнению, должно быть лицо, и максимально легкими движениями расчищает снег.

Потом снова начинает дышать.

Пытается собраться с духом. Будь ты, черт возьми, как Гризли!

Дон заставляет себя посмотреть на тело. На лицо.

Это Алекс. На первый взгляд как живой.

Дон быстро отводит взгляд, — она видела достаточно, чтобы понять, что это Алекс и что он мертв.

(Его глаза открыты. Он не двигается. Тело занесено снегом.)

Все, она свою работу сделала. Нашла тело и убедилась, что ей не показалось.

Можно вернуться к остальным и с высоко поднятой головой рассказать обо всем, чувствуя себя настоящим Гризли, а не Медвежонком. Можно все рассказать Уордену и остальным членам группы, и они вместе решат, что делать.

Но извращенной стороне Дон любопытно. И она снова бросает взгляд на Алекса. Скидывает еще больше снега.

И теперь убеждается, что живым его точно не назовешь. Во-первых, что-то не так с его глазами. Они вроде открыты, но не совсем: он словно ослеп.

Во-вторых, у него разбито лицо. На лице царапины и порезы, кое-где припухлости. Наверное, именно так бывает, если упасть с шестисотфутовой высоты.

(И тут Дон радуется, что они высоко в горах и лето кончилось. Она бы ни за что не подошла к нему, будь на теле насекомые.)

Дон отворачивается и смотрит наверх: повсюду зазубренные темные края. Легко представить, как он получает увечья, пока летит вниз. Если уж кто и выбил из него дух — то, скорее всего, сама природа.

Однако остается еще один вопрос.

Кто из Медвежьей Стаи мог его заколоть?

Примечание автора

Ах да, простите.