В годы большой войны

Добычу привезли в Берлин. Оказалось, что из трехсот радиограмм десятка два депеш было зашифровано с помощью книги, про которую говорила Рита Арнульд, — «Чудо профессора Вольмара». Книгу удалось найти. Она оказалась редкой, никогда не поступавшей в продажу, ее напечатали как приложение к журналу, давно прекратившему свое существование. Находка книги послужила тонкой и непрочной нитью в дальнейших поисках. Как узнать, какими страницами, строчками детективного романа пользовались разведчики? Гестаповцам так и не удалось дознаться, что книга «Чудо профессора Вольмара» была далеко не единственная, служившая ключом к шифру. Одни радиограммы шифровали с помощью романа Бальзака «Тридцатилетняя женщина», для других пользовались пьесой Адама Кукхофа о Тиле Уленшпигеле… Ламме Гудзак и очаровательная француженка Жюлли Д’Эглемон — герои классических произведений — сохранили тайны радистов.

В попытках раскрыть тайну шифрованных донесений участвовали не только ученые мужи, знатоки теории средних чисел, лингвисты — криптографы, языковеды. Им помогали другие «специалисты» — мастера пыток, умевшие выколачивать признания от людей, попавших к ним в руки. «У меня заговорит камень, если его покалить на огне», — хвастливо говорил один. Другой вторил ему: «Семьдесят килограммов живого мяса, прошедшие через мои руки, — это уже не человек, он не соображает, что рассказывает мне правду…»

Через шесть недель непрестанных пыток арестованный радист превратился в такой кусок окровавленного мяса, хотя его кличка в первый же день ареста была известна в гестапо из полицейских архивов. Для следователя было важно другое — арестованный заговорил. Казалось, он сломлен и готов делать все, что ему прикажут. Радист согласился даже передать фальшивое донесение в Москву под диктовку агентов гестапо. Но он знал только свой шифр, с которым начал работать не так давно.

Сломленного пытками радиста поселили в той же квартире, где жил, дали тот же передатчик и заставили послать в эфир ложную радиограмму. Радиоперехват фальшивой шифровки сверили с оригиналом — все было правильно. Из Центра даже пришел ответ — в Москве интересовались, почему радист так долго молчал, не откликался на вызов. Но опытнейший радист, профессор своего дела, обучивший многих «пианистов», нашел возможность в первой же радиограмме передать условный сигнал тревоги. В Центре сигнал приняли и сделали вид, что игру немецкой разведки принимают за чистую монету.

Это продолжалось долго, многие месяцы. «Профессор» вошел в доверие, он продолжал играть роль сломленного человека.

А специалисты из функ-абвера, криптографы, изучавшие десятилетиями систему тайнописи, медленно, шаг за шагом приближались к поставленной цели. Они торжествовали, наткнувшись на давнюю радиограмму с неясным намеком на какие-то адреса, какие-то фамилии. В депеше, несомненно, речь шла о Берлине — упоминалась улица Виляндштрассе, может быть, Воленштрасее, и удалось расшифровать часть фамилии, которая, правда, могла звучать по-разному. А на другой радиограмме открытым текстом стояла подпись «Коро». Это могла быть кличка, возможно, имя или, может быть, какое-то кодированное слово. Но кто же своим настоящим именем станет подписывать шифрованную радиограмму! Сотрудники функ-абвера стояли рядом с еще не разгаданной тайной.

ГЛАВА ПЯТАЯ В ТЕНИ БОЛЬШОЙ ВОЙНЫ

1

Были утраты, потери, как в любой воинской части. А борьба продолжалась. Она приносила успех, оплаченный тяжелыми потерями. А до победы было еще далеко. Говорят — война требует жертв! Рассудком это можно понять, а сердцем?

Каждая смерть отрывала в душе что-то невозвратимо-свое, близкое… Казалось: легче руку отдать на отсечение, частицу собственного сердца, лишь бы не испытывать боли утрат. Потери товарищей, как застаревшие раны, ноют при любой погоде, болят, едва прикоснешься к ним в памяти… С фронта, из госпиталей приезжали с нашивками за ранения: золотистая нашивка — тяжелая рана, красная — полегче… А гибель друзей? Чем отметить, сколько уже ушло? Казалось, в работе, в повседневных делах боль забывалась, но это только казалось.

Григорий Николаевич Беликов вернулся из эвакуации месяца через два после выезда из Москвы, после того как провалился германский «Тайфун» и советские армии отогнали врага от столицы. Когда вернулся, ему все казалось, что восстановление связи с берлинской группой провели не совсем так, как надо было… Но что теперь говорить об этом — враг-то стоял в Подмосковье. В мирное время дача была дальше, чем в войну — передний край. Григорий без конца раздумывал — почему, как мог произойти провал в берлинской группе? Каковы его масштабы, кто уцелел?

Первый сигнал об аварии на электростанции поступает мгновенно — гаснет свет, замирают станки — ток перестает течь по проводам… То же с берлинским подпольем — информация оборвалась. Ни Альта, ни Коро, ни другие источники не отвечали на вызов. Что же случилось? Что? Это оставалось задачей со многими неизвестными.