– Странно такое слышать от сына наместника, который немало выигрывает от ненавистной для него системы, – заметила она, не обращая внимания на то, как он резко втянул носом воздух.
– Поверь мне, я прекрасно осознаю свои привилегии, – ответил Михали, стиснув челюсти с такой силой, что забугрились желваки.
Реа кивнула. Пожалуй, разговор вполне можно считать подтверждением того, что Михали связан со Схорицей.
Магазинчик с угрем располагался дальше от озера, на площади, а не на рынке, где рыбаки разделывали улов. На берегу собралась целая толпа желающих полюбоваться закатом, поэтому Михали предложил срезать путь через город.
Снег смягчал очертания домов, на дверях красовались венки из последних зеленых листьев. Переулки вели во внутренние дворики, соединявшие несколько зданий, и все казалось маленьким по сравнению со Стратафомой и широкими, открытыми аллеями Рокеры. Но Реа не чувствовала замкнутости или тесноты, наоборот, – здесь ей дышалось легко. Над головой раскинулось синее небо, дул сильный ветер, в воздухе витал аромат специй. Девушка остановилась и подняла взгляд к заходящему солнцу, ощущая холодное покалывание снежинок, падавших на щеки.
Михали прокашлялся и вскинул брови.
– Что? – спросила Реа.
– Ничего.
– Нет уж, говори.
– Странно, как ты еще можешь радоваться мелочам после сотни прожитых лет.
– По-моему, невежливо указывать женщине на ее возраст, – парировала Реа.
– Полагаю, концепция возраста тебя не касается, – возразил Михали, склонив голову набок. – Ты выглядишь не старше двадцати.
Реа нахмурилась.
– Не уверена, на сколько лет я выгляжу. Для стратагиози это и неважно.
Они почти добрались до главной площади, которую Реа видела лишь мельком в первый день приезда. Пропуская экипаж, Михали отвел девушку в сторону, туда, где стояла группа людей. Затем они отправились дальше, и Реа отметила, что юноша подстраивается под ее неторопливые шаги.
– Вероятно, тебя коробит из-за того, что ты женился на ровеснице твоей бабушки, – беззлобно пошутила она.
– Конечно, и я не могу не завидовать преимуществам долгой жизни, – признался Михали и обвел Рею взглядом. – Хотя мне кое-что непонятно. Ты наверняка много всего повидала, но почему-то напоминаешь скорее ребенка, чем старуху.
– Да, – подтвердила Реа с холодком. – Мои чары напрямую связаны с беспомощностью и наивностью.
Михали громко хохотнул, что застало Рею врасплох, и она едва не подавилась собственной слюной.
– Я бы описал тебя иными словами, – сказал он.
– Вот как?
Реа не ожидала подобного ответа, особенно если учитывать то, как о ней обычно отзывались отец и брат.
Поэтому она добавила, не подумав:
– Ведь я отказалась от зимы в Рокере, чтобы провести сезон здесь, с тобой, – слова прозвучали дерзко и вдобавок поднимали вопрос о необычном решении Тиспиры, неожиданном и для Михали.
Впрочем, он не стал ничего выспрашивать, лишь пожал плечами и заговорщически улыбнулся.
– Уверен, у тебя были причины. К тому же я произвел неизгладимое впечатление в тот вечер в Стратафоме.
– Точно. Полагаю, мне следует что-нибудь натворить, хотя бы разбить бокал у тебя в доме, чтобы с тобой сравняться.
– Пожалуйста, не стесняйся, но имей в виду – мать будет не столь благосклонна. У нас не так много изящных сервизов, как у вас в Стратафоме.
– Но я бы не назвала Стратафому верхом роскоши, – съязвила Реа. – Ну а ты никогда не бывал в Вуоморре, если не знаешь, как выглядит настоящее богатство.
– Нет смысла пересекать море, чтобы понимать простую вещь: стратагиози могут позволить себе гораздо больше, чем обычные люди.
Реа не сомневалась, что брат придержал бы язык за зубами. Позволил бы Михали выиграть в споре и учел реплики юноши, чтобы отразить их в следующий раз. Однако словесная умеренность до сих пор не вошла у нее в привычку, да и Лексос никогда не приезжал так далеко на север и не видел того, что узрела она.
– Неужели мой дом и правда столь ужасен? – спросила Реа. – Ни один из бывших супругов не чувствовал себя оскорбленным после того, как побывал у нас в гостях.
Михали задумался, опустив взгляд в землю.
– Возможно, я первым сказал об этом вслух, зато думал точно так же не только я.
Реа замешкалась, и Михали продолжил, подстрекаемый ее молчанием:
– Для тебя супруги не значат ничего, кроме очередного сезона. Однако для них ты – последняя и самая яркая глава жизни.
– Для них? – повторила Реа. – Как будто ты не из их числа?
Михали моргнул, и в глазах юноши появилась горькая печаль.
– Ты права, – согласился он. – Уж прости меня за то, что не могу смотреть в лицо смерти с тем же спокойствием, что и ты. Не забывай, мы во многом неравны.
Они двинулись дальше, но фразы Михали не шли у Реи из головы. Прежние супруги не были столь прямолинейны и даже не заговаривали о главном отличии – о том, что они умрут, а Тиспира продолжит жить.