Наконец они выбрались на площадь, обрамленную зданиями на пару этажей выше тех, которые уже встречались Рее в Ксигори, и переполненную людьми. Девушка старалась держаться ближе к Михали, чтобы не потеряться в толпе. В основном витрины были на первых этажах магазинчиков, фасады которых как раз прилегали к площади.
Открытые прилавки стояли в ряд посередине, но некоторые владельцы уже закрыли их на ночь, а другие складывали палатки. А хозяева маленьких кафе, где подавали горячие блюда и наливали каф, еще не убирали выставленные на веранды столики и стулья, где общались молодые люди, которым холод был нестрашен.
– Не считая рыбного рынка, это центр столицы, да и вообще всего, – проговорил Михали, наклонившись к Рее, чтобы девушка расслышала его в шуме толпы.
Реа заметила пустое место между зданиями на противоположном краю площади. Похоже, там должно было что-то находиться. Девушка повернула туда, осторожно лавируя между прохожими. В воздухе плавал густой и аппетитный аромат вареного мяса и овощей. Реа сглотнула. Она бы предпочла что угодно с этих прилавков обещанному угрю.
Возможно, именно здесь и передавали монету, которую зафиксировал разведчик Лексоса. Никто не смотрел на Рею, когда она была одна, но, увидев ее в сопровождении Михали, все сразу поймут, что перед ними Тиспира. Придется вернуться сюда и все изучить, рассчитывая на то, что она так и останется анонимной.
Гладкие каменные плиты под ногами стали грубее, и скоро Реа поняла почему. Должно быть, раньше тут красовалась церковь Ксигори.
Очевидно, ее снесли, как и все тизакские храмы, и на окраине площади остались скудные руины в виде осыпающейся горки камней. Вероятно, раньше церковь была сердцем города, а теперь здесь не было и памятной таблички. Поверх старого фундамента выложили новую плитку, которая оказалась светлой, не истерзанной веками, не опаленной солнцем и не потрескавшейся от штормовой непогоды. Пожалуй, если бы не толпа, Реа сумела бы различить контуры разрушенного здания.
– Как давно? – спросила Реа, оборачиваясь к Михали, который стоял поодаль, будто хотел дать ей время побыть одной. – Когда снесли церковь?
Она ожидала услышать: «Около тысячи лет назад», – поскольку на церковные здания наложили запрет и разрушили еще при власти первого стратагиози.
– Лет сто назад, когда твой отец занял пост, – с неожиданной яростью ответил Михали.
Тогда он еще не родился, но уничтожение церкви явно сильно задело Михали, как и всех тех, кто скрывался в горных лагерях.
Вполне логично, что сердцевиной сепаратистского движения является именно церковь. Это символ притеснения, напоминание о старых временах, якобы более свободных. Если бы люди хоть на минуту задумались, непременно осознали бы, как схожа система, которую они идеализируют, с правительством стратагиози.
Возможно, тут и находится городская база, о которой говорил Лексос? Очевидно, на самой площади ничего нет, ведь от церкви остались лишь камни, собранные в кучу, едва доходившую до бедра Реи, и спрятать там можно было разве что мешок-другой припасов.
Девушка снова обернулась, чтобы задать завуалированный вопрос в надежде выяснить подробности, но перед ней возник незнакомый молодой человек.
– Тиспира? – выпалил он, и Реа машинально кивнула, не задумавшись о том, правильно ли поступает.
Юноша был узкоплечий, с пышными темными волосами и узким ртом, изогнутым в мерзкой ухмылке. Он заговорил на святом тизакском, и Реа не смогла ничего понять.
– Простите, я не уверена, что…
– Ну конечно, – прошипел юноша, подаваясь ближе. – Ласкарис стоит на пороге смерти, но матакос ала, на его месте должна быть ты.
Рее не были ясны речи на святом тизакском, но юноша вполне ясно передал свои чувства, когда плюнул ей прямо в лицо.
На его поступок сразу отреагировали. В толпе загалдели, Михали оттащил парня за ворот куртки и толкнул так, что обидчик упал на колени. Реа наблюдала за происходящим отстраненно, площадь будто заволокло густым туманом, и она отчетливо ощущала лишь холодную слюну на щеке.
Реа потянулась ее вытереть и осознала, что пальцы онемели, а она дрожит. Как глупо.
– Ты в порядке?
Реа вздрогнула, очнувшись. Мир вокруг еще секунду назад казался далеким и приглушенным, а теперь стал чересчур ярким и громким. Она сощурилась и посмотрела на Михали, который проводил ладонями по ее плечам, волосам, по лбу, словно проверяя, не получила ли она травмы.
Она кивнула, отвечая на вопрос.
– Он меня даже не коснулся, – правда, у Реи было такое чувство, что голова совсем не держится на шее и может сорваться в любой момент.
Михали наклонился, заглядывая ей в глаза. Реа моргнула в свете зимнего солнца.
– Ты уверена?
– Да. Со мной все хорошо.
Он ее ненавидел. Тот молодой человек – презирал всей душой. И она совсем к такому не готова. Разумеется, и по лицу Михали читались его нелестные чувства по отношению к семье стратагиози, и продавщица кимифи ясно дала понять, что думает по поводу его брака с Тиспирой, но столь откровенного выражения ненависти Реа не ожидала.