В горящем золотом саду

– Что ж, конечно, – отмахнулась Эвантия. – Я столько для тебя делаю, жизнь тебе подарила, и это благодарность, которую я получаю! Просто замечательно.

– Мам…

– Полагаю, родители рано или поздно становятся не нужны, – женщина тяжело вздохнула и отвернулась, уткнувшись лицом в ладони.

Михали зажмурился, собираясь с силами, а затем направился к ней и поцеловал в макушку.

– Извини, мам. Подготовишь узелок с едой и для Тиспиры, хорошо?

– Уже сделала, – улыбнулась Эвантия и ущипнула сына за щеку.

Она принесла с кухни узелок, перевязанный цветочным шарфом, и протянула Рее.

– Ступайте. Приятной вам поездки.

А поездка началась с мучительно тихого путешествия по озеру. Молодые люди молчали, как и в прошлый раз, но при свете дня Реа заметила, что Михали продолжает морщить лоб. Время от времени он сжимал и разжимал кулак, словно готовый в любой момент схватиться за оружие. Реа даже могла предположить, что юноша ее боится, если бы не знала его лучше.

Парагу ютилась так высоко в горах, что смысла брать экипаж не было. Реа и Михали подошли к конюшне, и девушку усадили на серую кобылу с мягким нравом. По словам конюха, Лефка привыкла к неопытным наездникам.

Реа подумывала ответить, что привыкла к мужчинам, которые ее недооценивают, но прикусила язык: ведь ей выпала возможность принести пользу семье, сделать то, чем обычно занимался Лексос. Она успела все испортить. Попалась Михали и раскрыла ему карты. И то, что он ответил ей тем же, ничего не изменило.

Они пересекли границу Ксигоры и выехали на развилку: одна тропа вела на север, к вершине, а вторая – на запад, к холмам у подножия горы, куда и держали путь Тиспира с супругом. Сперва дорога резко уходила вверх, и Реа с трудом поспевала за Михали. Их сопровождали несколько стражников и знаменщик. Правда, по мнению девушки, знамя смахивало не на семейный герб, а на сплошное алое поле. Выглядело оно так же, как и на снимке от разведчика Лексоса.

– Зачем мы едем в Парагу? – спросила Реа, когда тропа расширилась, и лошади смогли трусить бок о бок.

Деревья здесь росли плотнее, но стволы сосен и дубов казались тонкими, как иголки, по сравнению с платанами, что возвышались на площадях Ксигоры. Снег, в отличие от все же согретой теплом столицы, лежал толстым слоем, не считая талых колец вокруг деревьев. Стайка скворцов приземлилась на ветви, но сразу же упорхнула в небо россыпью черных бусин.

– По делам, – ответил Михали.

– Это может означать что угодно. Я даже не понимаю, подходяще ли одета.

Юноша взглянул на нее и пожал плечами.

– По-моему, нормально.

– Ты не ответил на вопрос.

– Обычный визит, – с нетерпением ответил Михали, хотя, с точки зрения Реи, его раздражение было несправедливо. – Пожмем руки, поздороваемся, пожелаем всего наилучшего. Твои родные так не делают?

Нет, конечно. Васа иногда посещал наместников, но Реа с трудом могла вообразить, как он пожимает им руки, а уж тем более – желает наилучшего. Некоторые лидеры полагались на харизму и уговоры, а Васа занял пост силой, и на этом держалась власть стратагиози – на угрозе того, что насилие может повториться.

Реа промолчала и позволила лошади Михали трусить впереди. Разница между поведением отца и банальным соблюдением дипломатического этикета была налицо. Впрочем, есть ли место приличию в вопросах власти?

Она знала, что бы ответил Михали, но сама еще не определилась с ответом.

Реа и оглянуться не успела, как они добрались до Парагу. Казалось, только что справа и слева высились деревья, и вот уже перед ними возникла мостовая скромной деревеньки, настолько маленькой и аккуратной, что ее можно было принять за игрушечную, сложенную из бумаги. Дома напоминали городские, но с более толстыми стенами и широкими дворами со множеством оград и арок.

Девушка невольно задумалась о братьях и сестре. Понравилось бы Хризанти деревушка Парагу? Она в жизни не видела столько снега. Наверное, такая жизнь ее измотала бы. Ницос гулял бы по улочкам, высматривая укромный уголок для механического сада. Реа вспомнила, с какой нежностью он наблюдал за своими заводными творениями, и сердце непривычно кольнуло. Неужели раньше она никогда не скучала по Ницосу?

Жители начали замечать гостей, и в воздухе зазвенели голоса. Рею поразило, сколько людей высыпало на главную улицу. Девушка отметила яркие глаза и пугающе впалые щеки жителей. Как и в столице, людей интересовал лишь Михали. Его имя выкрикивали, а лошади пытались коснуться, нагоняя процессию.

Такого с Реей еще не бывало. Тиспиру во всех городах привечали как самого Васу. Впрочем, если бы она вышла к обычному народу, может, на нее не обращали бы внимания.

Михали остановился у платана, такого старого, что потребовалось бы немало человек, если бы они хотели обхватить ствол, сцепившись руками. С юношей поздоровался дряхлый старик в свободном черном балахоне и замысловатой высокой шляпе прямоугольной формы. Борода у него была снежно-белая, а руки тряслись. Он потянулся к Михали, чтобы помочь всаднику спешиться.

– Прошу, патре Симонос, не утруждайтесь, – сказал Михали, легко спрыгивая с седла. – Уйдем скорее с мороза.