В горящем золотом саду

Патре? Очевидно, слово из святого тизакского. В современном языке тоже было похожее – Лексос обронил его пару раз, упоминая монахов из Агиокона.

Реа сошла на землю, когда Михали уже пробирался через растущую толпу. Вероятно, ей следовало пойти за супругом – вроде бы к ближайшей таверне, но он ни разу не оглянулся. Но если ее никто не заставляет, с чего бы ей играть роль любящей жены, ни на шаг не отстающей от мужа?

Реа задержалась у платана: поправила седло Лефки, разгладила волосы. Стражники неуверенно перевели взгляд с Михали на Рею, и один побрел за хозяином, а двое остались с Тиспирой, но мужчин явно терзали сомнения.

– Я просто осмотрюсь, – проговорила Реа. – Идите за Михали. А мне никто не навредит.

Они тут же подчинились, что слегка задело Рею.

Ей совершенно не хотелось присоединяться к Михали в таверне, куда направилась и вся толпа встречающих, но снег продолжал падать, и девушка начинала мерзнуть. Она развернулась, осматриваясь на площади. В основном здесь стояли жилые дома, а единственный магазинчик уже закрылся.

Реа заметила шпиль за платаном и поняла, что на площади построена высокая церковь с арочным входом. Реа узнала здание по наброскам, которые увешивали стены комнаты Михали. Все святые места были должны исчезнуть еще тысячу лет назад. Их запретили. Уничтожили.

Но церковь никуда не делась.

Девушка пошла к зданию, подошвы сапожек захрустели по изморози на мостовой. Лефка фыркнула и нетерпеливо ударила копытом по булыжнику, но Реа проигнорировала лошадь. Она застыла на пороге, глядя на темный фасад, покрытый странными рваными пятнами. Реа коснулась их и сообразила, что это пепел. Кто-то пытался сжечь церковь.

Она замешкалась перед дверью. Проведает ли Васа о том, что дочь переступила порог храма святых? Почувствует ли нутром ее предательство, даже за мили отсюда? Она могла оправдать себя любопытством или невежеством, но внезапно осознала, что сейчас ей это безразлично. Миссия провалена. Михали разоблачил Рею и завел далеко в горы, где бросил посреди смехотворно маленькой деревенской площади.

Возможно, Рее станет даже легче на душе от того, что она нарушит отцовский закон и поступит так, как хочет. По крайней мере, она сможет присесть и отдохнуть, скрывшись от мороза.

Засов поднялся, дверь легко отворилась, не заскрипев на смазанных петлях. Реа сделала глубокий вдох, оглянулась проверить, не следят ли за ней, и скользнула внутрь.

Помещение было узкое, вытянутое, а воздух тяжелый от аромата гвоздики, сосны и дыма свечей. По бокам стояли длинные скамьи, а стены уходили далеко вверх, и в густом полумраке Реа едва могла разглядеть балки на потолке.

Она робко приблизилась к алтарю, проводя рукой по спинкам скамей. Они были высечены из красного или вишневого дерева и бликовали в синем сумраке. Здесь поместилось бы в десять раз больше человек, чем жило в скромной деревеньке. Сколько народу молилось святым в прошлом? И могло ли их влияние сравниться с властью стратагиози?

Реа прошла мимо сидений и свечей, зажженных в память об умерших как символ молитвы или подношения. Свет лился в окошко в дальней стене, озаряя пространство рассеянной дымкой. Реа заметила портрет, прислоненный к камням, и ее потянуло к нему.

Выцветшие от времени иконы провожали ее печальным взорами, казалось, будто святые указывают длинными пальцами на девушку, обвиняя ее. Они напоминали изображения Васы и его предшественников в главном зале Стратафомы, которые вечно наблюдали за близнецами. Знакомые глаза, но незнакомые лица. Реа старалась на них не смотреть.

Наконец она приблизилась к алтарю – слово Реа запомнила еще в детстве. Она будто перенеслась в те далекие дни и очутилась в комнатке с каменным постаментом, на котором стоял портретик молодого человека с короткой стрижкой. Мама опускалась на колени, что-то шептала и целовала изображение.

Теперь же Реа оказалась перед запретным плодом. Она была абсолютно одна, и сейчас ей пригодилась бы любая поддержка.

Она шагнула к подушкам, лежавшим напротив алтаря, встала на колени и склонила голову. Уперев ладони в пол, сделала глубокий вдох и собралась с духом. Реа не знала, как молиться мертвым святым, и мысленно произнесла со всей пылкостью, едва ли не дрожа всем телом: «Пожалуйста».

Возможно, оно чего-то стоило.

Разумеется, ответа она не получила. Реа не могла взять в толк, чего ожидала. А теперь лучше уйти отсюда поскорее, пока Михали не застал ее за молитвой.

Она поднялась на ноги и сощурилась в трепетном свете солнца. Взгляд упал на портрет на алтаре – миниатюрный, затертый тысячами поцелуев. Лицо почти невозможно было различить, и Реа с трудом разобрала форму глаз на потрескавшемся слое краски. Уголки слегка опущены, совсем как у нее. А если присмотреться, то и челюсти, и ровный нос подчеркивали сходство.

Реа пошатнулась от резкого потрясения. Она догадалась.

Художник запечатлел лицо матери Реи.

Ее воспоминания были не такими четкими, как у Лексоса, приходилось сильно сосредоточиться, чтобы нарисовать в воображении мамину улыбку, но Реа не чувствовала ни капли сомнений.