В горящем золотом саду

– Не могу, – шепнула она и вырвала руку. Стены ущелья сжимали ее в каменном плену. Реа обошла Михали, едва удерживая равновесие, и протолкнулась через толпу, не обращая внимания на оклик юноши. Прочь! Прочь отсюда!

Она совершила жестокую ошибку, согласившись сюда приехать. Думала, что справится, и потерпела поражение. Реа огляделась в поисках тропы наверх, но не могла ее найти. Бежать некуда, передумывать поздно. Уже не вернуться к жизни, от которой она отказалась, увидев портрет матери в Парагу.

Михали звал ее по имени святой – Айя Ксига, – но это была не она. Мама носила имя с гордостью, служила народу, отдавая ему всю душу. Реа же воспользовалась именем как маской, которую можно снять в любой момент, если та будет неудобна.

Это все равно что звать себя Тиспирой и выполнять приказы отца.

Девушка рухнула на колени, снег сразу пропитал брюки. Боль в ладони не стихала, и Реа прижала ее к груди.

Реа отчасти надеялась, что повстанцы наблюдают за ней в момент слабости и видят ее настоящую.

– Ну же, – раздался голос Михали, и Реа услышала хруст шагов по снежному насту. Он сел рядом и приобнял девушку за плечи. – Вставай.

Юноша помог ей подняться и продолжал что-то говорить, но слова сливались в неясный гул, как шум морских волн у стен Стратафомы. Реа позволила вести себя по ущелью, но не слушала Михали. Он быстро нашел тропу и повел девушку наверх, приобнимая за плечи и показывая, куда ступать. Наконец они очутились в тени деревьев, в укромном месте, где их ждали лошади, с довольным видом жующие морковку.

С нее хватит. Она никогда не вернется сюда. Люди, смотревшие на нее, не могли не заметить лжи. Все, что Реа делала, сколько себя помнила, – это обманывала других.

– Что? – спросил Михали.

Реа вздрогнула, предчувствуя неизбежное осуждение за то, что не носила имя святой как должно.

Она вздохнула и посмотрела на Михали, хоть и не знала, что сказать. Щеки юноши раскраснелись, кровавая метка высохла и осыпалась на ветру.

– Что – «что»? – устало переспросила Реа.

Он шагнул ближе и нахмурился, когда она отстранилась.

– Что случилось?

– Ничего.

Реа потерла рану на ладони краем пальто, и под кровью вновь проявилась метка стратагиози. Возможно, от судьбы не сбежать. И лучше бросить Михали, вернуться в Стратафому и уповать, что он не оставит в живых ни одного Аргироса, когда возьмет цитадель.

– Пойдем домой, – добавила она.

– Реа, – тихо проронил Михали, и ее настоящее имя – не Тиспира, не Айя Ксига – повлияло на девушку сильнее всего. – Ответь мне.

– Не стоит, – отрезала она.

Может, Михали искренне хочет знать правду, но разве это изменит ситуацию?

Правду сказать нельзя. Михали ее возненавидит и вполне заслуженно, если узнает, что Реа предана семье.

Как бы ни повернулась жизнь, она постоянно оказывалась под чужим именем – в услужении отца. Так было всегда.

– Просто я иногда гадаю, – проговорила Реа, поднимая взгляд на Михали, – как бы я поступила, если бы самостоятельно принимала решения.

– А разве это не так?

– Нет, конечно!

У Михали все просто. Он не подстраивается под волю других, не тревожится, что сделанный выбор разрушит семью. Он уверен, что выступает за правое дело.

– Айя Ксига. Тиспира. Схорица. Стратагиози…

– И ты, – перебил Михали, и Рею застал врасплох его надрывный голос. – Все напрямую связано с тобой. Это ты! – юноша взял себя в руки и заговорил спокойнее: – Ты передумала и решила поступить по совести.

– Нет.

– Тогда…

– Ты мне поверил?

Рее было больно видеть, что Михали обращается с ней лучше, чем ее родные, хотя она ни капли не изменилась. Он заслуживает правды. Голос брата, возникший в голове, приказывал молчать, но Реа потеряла терпение.

– Что ты думал? Что Ксигора внезапно меня облагородила?

– А что тут такого? – парировал Михали с добродушной усмешкой. Неужели он не понимал, что Реа лукавила и предала его доверие?

– Да, – ответила Реа. – Я пришла сюда, я готова отвести тебя в Стратафому, но солгала о том, ради чего это затеяла. Я…

Он рассмеялся, и Реа осеклась.

– Прошу прощения, что тебя развеселило?!

– Ну… Я не удивлен, что ты меня обманула.

В голосе Михали не было осуждения, однако Реа ощутила очередной болезненный укол в сердце. Все было как в ту ночь в катакомбах. Ее карты раскрыли без малейшего труда.

– Чудесно, – заметила она. – Рада, что оправдала твои ожидания.

– Ты всю жизнь была предана семье. На твоем месте я бы тоже солгал, – ответил Михали с застенчивой улыбкой и подался ближе, а Рею охватило сладостное предчувствие. – Но признаваться и не подумал бы. Ты более честная, – добавил он.

– Ты меня дразнишь, – пожаловалась Реа.

Весьма жестоко, даже если сам Михали пока этого не осознал. Ей никогда не удавалось быть одновременно и искренней, и полезной. Всегда приходилось выбирать что-то одно. И Рее, и родным братьям, и сестре. В доме Васы они были вынуждены подчиняться отцу.

– Чуть-чуть, – согласился Михали, подвигаясь еще ближе. – Ты рассуждала, как все пойдет, если решение будет за тобой…

– И?…

– Мы только что выяснили. Ты решила сказать мне правду.

Реа покачала головой.

– Все сложно.